Роман "Луна в Близнецах" Глава 3 "Сонечка"
III . Сонечка
2003 год.
- За твои сорок, - Леонардо подал бокал Софии.
Они тесно примостились на маленьком диванчике в углу мастерской. Перед диваном стоял компактный сервировочный столик с бутылкой Шато Л`эванжиль и небольшая вазочка с клубникой. Единственная свеча освещала скромный интерьер мастерской художника. Дорогая роскошная бутылка откровенно не вязалась с обстановкой холостяцкого жилища. Причудливые тени беспорядочно стоящих полотен отражались на противоположной стене, словно декорации, расставленные на старой дощатой сцене. Балетный станок вдоль стены по-хозяйски делил этот белый экран в соотношении один к четырём. Высокие потолки были нынче в моде, в Питере эти старые квартиры называли «сталинками». Хозяйка квартиры, бывшая балерина, наведывалась сюда крайне редко по той простой причине, что давно уже проживала в Австралии. Сонечка, не отрывая глаз, смотрела на верхнее пламя, которое сквозняком клонило в сторону широкой деревянной лестницы, ведущей на второй этаж. В дальнем правом углу возле французского окна сиротливо расположился маленький старинный инструмент, на крышке которого даже с противоположного конца комнаты можно было разглядеть приличный слой пыли. Женщина рассеянно обвела взглядом это полу заброшенное жилище, улыбнулась одними губами.
- Сатурн, - еле слышно произнесла она, будто сама с собой.
- Что?
- Да, это не простой возраст, - женщина повернулась к Леонардо, привычно откинула назад прядь светло-каштановых волос.
- Тебе не дашь, ты всегда молода, как утренняя роса, - обняв Софью в ответ, он ещё теснее прижался к её плечу.
Сонечка лукаво посмотрела на Леонардо, тот был младше её на десять лет. Возраст не мешал оставаться ему прежним ребёнком, смотревшим на мир широко раскрытыми глазами - наивным, не перестающим удивляться. Она осознанно принимала эту игру, помогающую ей оставаться на поверхности океана жизни.
- Отведи меня наверх, попросила женщина, показав взглядом на лестницу.
- Она ещё не готова. Потерпи немного.
- Но ты обещал.
- Я сам тогда не знал. Появились новые мысли. Подожди ещё.
На втором этаже под крышей Леонардо писал свою мечту. «Это картина всей моей жизни», - как-то признался он Софье, пообещав когда ни будь показать полотно. И было это ровно год назад - в прошлый день её рождения. Сонечка была уверена, что с тех пор он не заходил туда снова. Она неоднократно предлагала навести порядок в его странном жилище, но каждый раз слышала молчаливый отказ, или он переводил разговор на другие темы. Постепенно женщина забыла об этой картине, но сейчас их прежний разговор так чётко проступил в её памяти, что она не смогла удержаться.
- Ты забыл о ней! Когда последний раз ты поднимался по этой лестнице?
- Давай выпьем за тебя, - Леонардо легонько коснулся её бокала своим, уткнулся губами в маленькое мягкое ушко и полушёпотом пропел - Гайане, ты моя, Гайане.
Вино было необычайно вкусным с ароматом спелых ягод и дубовой коры.
- Я такого ещё не пробовала. Откуда оно у тебя?
- Я закончил зимний пейзаж, подарили.
Женщина наморщила нос.
- Я так не хотела с ним расставаться. Очень светлая была картина. Если бы там было лето, я бы подумала, что это Моне.
- Почему была. Она и сейчас есть. Только радует другие глаза. У нас с тобой ведь ещё весна, правда? Зима наступит не скоро.
- Я думала, что эта картина будет на выставке.
- Она и будет. Просто её заранее купили. Ты помнишь, как я встретил тебя на выставке?
- Да… Прошло три года.
- А мне кажется, что мы познакомились вчера.
Сонечка удивлённо посмотрела в его синие глаза.
- А мой портрет, где он? Тоже на выставке?
Она, казалось, застала его врасплох. Леонардо помрачнел.
- Нет! Его купили. Один иностранец, англичанин, кажется.
Повисло неловкое молчание.
То было полотно размером в один квадратный метр с названием: «Испанский танец». На картине была изображена София в пол оборота, танцующая Фламенко. На портрете волосы женщины собраны в тугой жгут и уложены венчиком на макушке. Тёмные пряди заметно оттеняют бледную прозрачную кожу лба, Леонардо намеренно изобразил их иссиня - чёрными, стремясь подчеркнуть настроение и глубину танца. На Софье чёрное бархатное платье с глубоким вырезом на спине, затянутое красной шнуровкой на талии. Атласный, алый из оборок шлейф зажат между запястьями высоко поднятых над головой, рук с устремлёнными вверх, растопыренными пальцами. Кроваво-красный цветок у основания шеи и взгляд – ультиматум, манит смотрящего, приковывая внимание, обнажает фееричную экспрессию танцовщицы. Это полотно, как стоп-кадр – монолог, вызов, откровение. Леонардо считал его лучшим своим творением. И если бы ему суждено было родиться только для того, чтобы написать эту единственную картину, этого было бы уже достаточно. Картина стала для него роковой. Она высосала Леонардо по каплям, не давая покоя его воспалённой душе ни днём, ни ночью. После неё художника так не вдохновляла ни одна работа. Он стал писать на заказ, забыв дорогу к себе - на второй этаж. Его жизнь словно разделилась на «до» и «после». Впервые картина была выставлена в центре Петербурга в «Манеже» на Исаакиевской площади. И в течение полу года Леонардо одолевали настойчивые звонки с предложениями купить картину. Но портрет был обещан Сонечке. А три месяца назад в мастерскую явился неожиданный гость. Мужчина неопределённого возраста – англичанин, предложил автору сумму, которой бы хватило на всю оставшуюся жизнь. Квартира - мастерская была съёмной, а выражение «художник должен оставаться голодным» давно потеряло свою актуальность. Леонардо сдался.
Гость говорил на чистом русском языке, был учтив, сказал, что у него давние связи на таможне, и что Леонардо может спать спокойно. Но после того, как картина покинула мастерскую, у её создателя не было ни одной спокойной ночи. И дело было вовсе не в том, что его мучило чувство вины перед Софьей. Просто жизнь, сама по себе, как-то потеряла всякий смысл, и былое вдохновение, казалось, навсегда покинуло эту обитель.
Сонечка, не сказав ни слова, поднялась и направилась к выходу. Мужчина неподвижно сидел, уставившись в то место, где ещё недавно стояло полотно. А в голове Леонардо заезженной пластинкой вертелась старинная французская мелодия. Он даже не заметил, как за Софьей закрылась входная дверь.
* * *
- Мама, это ты? – голос Татьяны вернул Сонечку к действительности.
- Да, как у тебя дела? Ванна свободна?
- Нормально. Всё хорошо. Там мало горячей воды.
- Я немного устала, - чуть слышно отозвалась мать.
Она стояла под струями почти холодной воды, намеренно закрыв горячую, с наслаждением создавая дискомфорт, пытаясь заглушить нахлынувшие чувства.
Тело сначала запылало жаром, но постепенно остывая, покрылось крупными серыми пузырьками. Женщина не чувствовала холода. Стоя по щиколотки в воде, Сонечка наблюдала на своём животе тонкие струйки жидкости, огибающие колечко вокруг пупка и сползающие вниз по упругим стройным бёдрам. «Довольно!» - внутренне произнесла женщина, открывая кран с горячей водой. За три последних года она не раз ловила себя на такой мысли, думая о своих отношениях с этим мальчишкой. Но что-то заставляло её снова и снова входить в эту дверь. Порой Софье хотелось вынести оттуда всё лишнее, распахнуть окна, сломать станок у стены, взять молярную кисть и раскрасить эти непробиваемые стены всеми цветами радуги. Вот и теперь, она уже утром почувствовала, что из этой встречи ничего путнего не выйдет, и сама не заметила, как после занятий оказалась у подъезда его дома. «Венера в Рыбах – всех хочется спасать». Сонечка около полугода брала уроки астрологии. Хотелось привести в систему, как-то упорядочить свою жизнь, а главное – понять, почему всё так - нелепо, бесконтрольно - всё через одно место. Почему именно с ней? Ведь так не бывает, столько усилий. Нечестно. «Да потому, что усилия направлены не туда, куда нужно, - зло огрызнулась она сама с собой, - глупо, повторять одни и те же действия, надеясь на другой результат».
София развелась с Игорем пять лет назад. Инициатором развода была она. И решение это было выстраданным и бесповоротным. А последней каплей стало одно внезапное и совершенно необычное обстоятельство – одна случайная встреча. Тогда Сонечка часто навещала отца Игоря в хирургическом отделении областной больницы. Мужчину уже третий месяц готовили к сложной операции. Палата, где лечился Пётр Васильевич, была шестиместная. Народ там менялся на раз - два, создавалось впечатление бесконечного потока людей, различных по статусу, манере общения, достатку и уровню интеллекта. Чего только она здесь не насмотрелась, в этих стенах нечаянного заточения. Здесь был свой замкнутый мир, где люди проявляли себя очень по-разному. В этих стенах можно было наблюдать человеческую драму, страхи, маленькие бытовые радости, глупость и многое людское, откровенно вывернутое наизнанку, без прикрас, стеснения – всё, как есть. Соня была совершенно обескуражена, встретив там человека, сейчас она бы не могла припомнить его имени. Это был невысокого роста, худощавый, жилистый мужчина с рецидивом онкологии кишечника, по профессии - преподаватель, профессор университета с кафедры ядерной физики. Шансов там уже не было никаких, но боли, видимо, ещё так не завладели телом. Больной около пяти лет носил калоприёмник, и приспособившись к такому качеству жизни, выглядел абсолютно счастливым человеком. Когда лечащий врач объяснял ему ситуацию, тот ответил: «Ну что Вы, доктор, нельзя ли дать мне ещё немного времени. У меня студенты, нужно написать несколько монографий, а двадцать шестого в Париже симпозиум. Вы не понимаете, мне сейчас никак нельзя умирать. Столько дел. Это решительно невозможно!». Софья реально видела, что этот человек вполне отдавал отчёт тому, о чём говорил ему врач. Но столько стремления жить, столько психической энергии, жажды бытия она ещё не встречала. Её в тот момент можно было называть ханжой, но молодая здоровая женщина всей душой позавидовала этому обречённому, позавидовала искренне и с восхищением.
У них с Игорем было две дочери, погодки - девятнадцать и двадцать лет. Младшая – Татьяна училась на третьем курсе литературного факультета, была очень привязана к семье и дому. С пятого класса она читала всё, что попадало под руку, была послушным нежным ребёнком. Елена жила и училась в Москве, снимала квартиру. Осваивая художественный дизайн, она с первого курса зарабатывала себе на жизнь, методично навещая их с Танечкой в каникулы и на Рождество. Игорь сразу после развода переселился на дачу, появлялся в квартире крайне редко и незаметно для её обитателей. Развелись они спокойно, без сцен и слёз. Обеим стало вдруг ясно, что каждый смотрит в свою сторону, нет общих точек соприкосновения, и отношения как-то незаметно для обоих сошли на нет. «Исчерпали себя», - говорят в таких случаях. Была ли любовь? Конечно. Но мегаполис, как хищный зверь, перемолол в пыль всё, что только было возможно. Софья, часто видела один и тот же сон, будто она в своём концертном наряде, превращается в другую женщину – стройную, кареглазую, в длинном светло-сером платье. А потом это уже не она вовсе, а её младшенькая – Танечка. После таких снов Софья давала себе обещание, непременно посетить «Сам с собой». Но жизнь, словно массивный каток закатывала под асфальт все благие порывы.
Гостиница «Сам с собой» располагалась в центре Питера. Открыл эту гостинцу один чудак, про которого можно было сказать наверняка: «Не от мира сего». Смысл этого заведения состоял в том, чтобы дать человеку то личное пространство и время, которое, было ему необходимо, чтобы прийти в себя, вынырнуть на спасительный островок из бесконечной сутолоки, рутины и суеты. Необходимым условием посещения заведения, было соблюдение нескольких правил. Человек в номере гостиницы должен находиться один – сам с собой. При нём не должно быть компьютера, планшета и сотового телефона. Одним словом, ничего такого, что связывало бы его с окружающим миром. Все эти вещи принимались на входе в камеру хранения, ключ от кабинки вручали постояльцу. Кофе, чай и доставка до места были бесплатными. Жена этого малого мило улыбалась гостям, стоя за стойкой ресепшна. А сам изобретатель этой идеи и несколько его подопечных занимались тем, что доставляли людской материал в эту странную реанимацию. За особую незначительную плату в номер можно было заказать ароматическую лампу и уютные шерстяные гольфы. Номера были оборудованы мягкими креслами и гамаками с тёплыми пледами. Были здесь и полка с книгами, коробочки с пазлами и небольшой компактный столик, на котором посетитель мог найти журналы, «раскраски», фломастеры, кисти, акварель, деревянные игольчатые тренажёры для пальцев рук. Здесь можно было послушать музыку на любой вкус. Посетители имели также возможность, заказывать номера, где отсутствовало освещение. Гостиница работала в дневные и вечерние часы. Пребывание в номере предполагалось не менее двух часов. И всё это удовольствие можно было получить за сравнительно небольшую плату, а если поучаствовать в рекламе «из уст в уста», то можно было рассчитывать на пятнадцати процентную скидку. На ресепшне каждому предлагался журнал, где вновь прибывший обязательно заполнял графу: «от кого узнали о нашей гостинице». Вся эта затея вначале казалась нелепой и странной, но со временем, записаться на этот своеобразный курорт можно было только за полтора - два месяца вперёд. В народе о гостинице ходили неоднозначные слухи. Кому-то хватило трёх раз, чтобы зарубцевалась язва, у иных налаживался месяцами чахнувший бизнес, третьи обнаружили в себе новые творческие таланты, а у четвёртых чудесным образом устраивалась семейная жизнь. В общем, в условиях мощного миллионного мегаполиса, это дело оказалось довольно прибыльным, и странный малый уже подумывал, взять в аренду и оборудовать ещё несколько помещений в разных частях города. Вот туда-то, Сонечка и подумывала проложить себе дорогу, хотя бы один раз в десять дней, для того, чтобы расслабиться и серьёзно поразмышлять о своей жизни. Её подспудно грызло чувство, что так глупо, бездумно растратить свою жизнь – разменять на дни, страшная непростительная ошибка, совершенная нелепица. «Леонардо хотя бы создаёт что-то для людей, а я? Какой во мне прок? Детки, равнодушно танцующие Фламенко в угоду своим родителям? Или те редкие сольные выступления, на условиях благотворительности, мои разбросанные по всей квартире, эссе, без конца и начала, внезапные трёхчасовые медитации? Астрология! Вот! А что потом? А потом – суп с котом».
- Мама, ты с кем там? – Танюшка, словно привидение, стояла в дверях ванны, протягивая матери тёплый халат, - ты тут совсем замёрзнешь. Пойдём пить чай, я тебе сюрприз приготовила.
Девушка обняла мать за плечи, и все Сонечкины мысли сразу куда-то улетучились, оцарапав напоследок чувством вины за себя: «Ерунда какая-то. Ведь всё нормально. Всё, как у людей».
- Я, пожалуй, кофе.
- Чтобы опять не спать до утра? Ты свои шедевры хоть в издательство бы отнесла. Там у тебя уже много накопилось. Может, вместе выберем? – ласково посмотрела она на мать.
На все сто, в этой паре доминировала Татьяна. Софья просто жила рядом, словно плавала в глубоком бесформенном водоёме без всякой цели и смысла.
- И что тогда?
- Давай отберём лучшее, отнеси в своё издательство, там тебя ценят.
- Ты шутишь? Забыла, как я от них уходила?
- Ну, это было давно. Если бы всё было так мрачно, они бы не звонили по несколько раз на неделе. А в прошлый твой день рождения, помнишь, как они ввалились сюда с шампанским и ящиком мандарин.
Отлетев, Сонечка грустно улыбалась, глядя в пространство за окном. Такие отлёты случались с ней не редко. Вспомнив себя, смутившись, она смиренно возвращалась в реальность, наблюдая перед глазами движущуюся руку дочери.
- Да, кстати! А где они сегодня-то. Ведь у тебя Юбилей.
Танечка поздравила мать ранним утром, подарки решила отложить на вечер, чтобы как следует вместе рассмотреть, понаблюдать реакцию именинницы, порадоваться. Она уже с полудня принялась готовить стол, чтобы неожиданные гости не застали их врасплох. Елена обещала быть на выходные. А сегодня пусть будет всё, как положено – именно в эту дату.
- Ну что ты? Пойдём, я тебе что-то покажу. Подожди, закрой глаза! – девушка побежала, в зал, - ну всё, заходи!
В центре комнаты стоял сервированный изысками, стол. На окне, рядом с утренним Таниным букетом, Сонечка увидела второй – белые хризантемы.
- Папа приходил?
- Приходил, ждал тебя. Я не поняла, мы что, вдвоём сегодня?
- Я им сказала, что я в Казани, ты забыла, мы в Казань через две недели летим.
- А причём тут Казань?
- Не хочу никого видеть. И вообще, сорок лет нужно тихо справлять, затаиться. Это особая дата - сакральная.
- А папа?
- Он уже звонил сегодня, поздравлял.
Девушка весело махнула рукой.
- Ну, раз сакральная, тогда посмотри вот сюда, - она достала небольшую коробку, и движением фокусника открыв картонную крышку, запела: «Хеппи бёздей ту ю»
Сонечка ахнула. То был компактный ноутбук серебристого цвета марки «Apple».
- Это мне?
- Тебе, папа поучаствовал и Леночка тоже. Выбросим твоего динозавра, купим маленькую переносную сумочку и будешь брать с собой в дорогу. Здорово?
- Господи, неужели это всё моё? – Соня гладила тонкими пальчиками серебристую крышку, словно прикасалась к музейному экспонату.
- Ма, а ты разве не голодна? Ты сегодня когда ела в последний раз? Я тут вкусненького нам приготовила. Вино откроем?
- Да, сейчас штопор принесу.
