крещенское

Зимний омут омоет мрак, свет к обеду поспеет, слеп.

Сторч по руслу — как дуля-щит, извращённый вращеньем лун.

Глянь: на ёлке взрастёт икра, а для зрелищ пребудет хлеб,

по запруде намазан лёд, и перила ведут в салун.

 

Юбкой порванной полынья, жало в тысячу жгучих игл —

вот проглотит — волна-кадык ходит, сжат ветровой рукой:

горд, солдатен реки трофей, пузырьками одежда игр,

в них небесный застывший зонт/д — зазвенит, лишь коснись, раскрой.

 

Меж заиненных стрел-ресниц не скрывая голодный блеск —

то в свинцовую глубину, то на шепчущий строй стволов —

устремит многозвёздный взгляд бесприютно бродящий бес,

свистом выманит, уведёт, словно гаммельнский крысолов.

 

Оставляя белёсый след на озябнувшей черноте,

задевая за колья крон и сугробы на берегах,

будет перья и кровь ронять, неуступчиво вслед лететь

тот, воинственный, что решил: не взирая — оберегать.

 

Передёрнет затвор. Плечом, притираясь, качнёт приклад.

Пуля-дура не в молоко — в зачеканеннный бесий бок.

Остограмиться-накатить — за удачу не наугад —

забредёт по купели вод приуставший воловий бог.

 

Крякнет, примет на золотой. Будто счастья наперечёт,

втянет смачно и не спеша чёрной корки густючий дух,

подивится сухим ногам — хмель, злорадствуя, развлечёт —

и беспечно заснёт в углу, до поры и незряч, и глух.