крещенское
Зимний омут омоет мрак, свет к обеду поспеет, слеп.
Сторч по руслу — как дуля-щит, извращённый вращеньем лун.
Глянь: на ёлке взрастёт икра, а для зрелищ пребудет хлеб,
по запруде намазан лёд, и перила ведут в салун.
Юбкой порванной полынья, жало в тысячу жгучих игл —
вот проглотит — волна-кадык ходит, сжат ветровой рукой:
горд, солдатен реки трофей, пузырьками одежда игр,
в них небесный застывший зонт/д — зазвенит, лишь коснись, раскрой.
Меж заиненных стрел-ресниц не скрывая голодный блеск —
то в свинцовую глубину, то на шепчущий строй стволов —
устремит многозвёздный взгляд бесприютно бродящий бес,
свистом выманит, уведёт, словно гаммельнский крысолов.
Оставляя белёсый след на озябнувшей черноте,
задевая за колья крон и сугробы на берегах,
будет перья и кровь ронять, неуступчиво вслед лететь
тот, воинственный, что решил: не взирая — оберегать.
Передёрнет затвор. Плечом, притираясь, качнёт приклад.
Пуля-дура не в молоко — в зачеканеннный бесий бок.
Остограмиться-накатить — за удачу не наугад —
забредёт по купели вод приуставший воловий бог.
Крякнет, примет на золотой. Будто счастья наперечёт,
втянет смачно и не спеша чёрной корки густючий дух,
подивится сухим ногам — хмель, злорадствуя, развлечёт —
и беспечно заснёт в углу, до поры и незряч, и глух.
