Седьмая печать
Будет ли то, что написано в книгах Твоих –
едва.
Станем ли мы как учили апостолы? – Ввек.
Отнюдь.
Каждый апостол делился как клетка – на три?
На два?
Чтоб эту жизнь хоть немного ещё – но согреть,
обуть.
Мир застывает, и холодно ночью, да бо-
сиком
Шесть километров по мокрому снегу идти –
на чай.
Я триста лет провожал корабли и хранил
тайком,
То, что теперь ты храни где-то в памяти и
встречай
Каждый подарок судьбы как заветный волшеб-
ный сон,
Каждый забытый потерянный в море линкор,
фрегат…
Каждый китаец, наверное, где-то в душе –
дракон.
Мечется, бьётся о стены и толщу подзем-
ных врат.
Где ты – Любимая? Маленький? Девочка? Солнце?
Друг?
Тихо, как будто весь мир превратился в туман
и гать.
Север устал в карауле и молча пошёл
на юг.
Греть отмороженный палец и что-то «пере-
тирать».
Пусто на улицах, брошены вещи, лишь где-
то там
Плачет, как будто младенец, и, вроде, слышны
шаги.
Кони несутся галопом по брошенным го-
родам,
Но не уносятся, лишь продолжая «чертить»
круги.
Счётчик завис, и все цифры застыли – одни
нули,
Звёзды как звери пришли без надежды – на во-
допой.
Висельник вздрогнул и вылез долой из своей
петли,
Сел покурить и, качаясь, тихонько пошёл
домой.
И на заснеженных тропах – лишь только следы
зимы,
Спичкой лежать на комоде и попросту до-
горать…
Мир уничтожен, но в нём как всегда остаём-
ся мы –
Голым ребёнком сидеть на асфальте и просто –
ждать…
