Трамвайный парк
Все истины рассказаны не раз,
Всё смятое исправится прекрасно.
Движение придумано на глаз.
Движение придумано напрасно.
И черточка на рельсовом пути,
Как слезы недобитого паяца.
Трамваю не положено идти.
Трамваю нужно вечно оставаться
В забытом зачириканном «пускай»,
Скрывающем возможности позора.
Стоять, не затуманивая взора,
И тихими ночами вспоминать:
Как где-то, средь непрожитых недель —
В застенках, недолюбленных свободой,
Желающие всё-таки лететь
Срываются в любую непогоду.
И, криком обезглавив пустоту,
Меняются — и в помыслах, и в теле —
Жонглируя на нервах, на пределе,
Записывают в памяти мечту.
Кто — ветреной, подстать тебе же, псих.
Кто — тихой и доверчивой спросонок.
Где в сумерках насилуют девчонок,
А позже «извиняются» за них.
Где правду убивают, говоря,
Что истина давно уже не в моде.
И в поле уж давно никто не бродит —
Ни Бог, ни тридцать три Богатыря.
Лишь мелкая извилистая тварь —
Личинки, желторотики, мангусты…
И тяжко, и бессовестно, и пусто.
Как временем оставленный трамвай.
Так в пальцах сомневается билет —
Быть брошенным? Проколотым? Да ладно —
Нет веры — и неверующих нет.
Нет трупа — всё надумано и складно.
И солнце на последних этажах,
И воздух — рассудительный и летний…
И облако, как водится, «в штанах»,
И вымысел, как водится, последний,
О том, что всем — по вере и уму.
О том, что всё неистово зачтётся…
Трамваю, правда, лучше одному…
Утихнет, успокоится, вернётся,
В бессмысленность уставившись, стоять.
И вечностью молиться, не скрывая
Ни боли, ни покоя, ни раздрая,
Ни ран, где всё же каждая — сквозная,
В разбитых окнах мёртвого трамвая
Бескровно будет кровью истекать.
