Не отличу хорей от ямба Дмитрий Мурашов
Когда-нибудь будет такое возможно.
Земля остановится, выплюнет тело,
и дальше умчится автобус-гармошка,
набитый людьми. Изнутри запотело
скафандра стекло. Поворотом верньера
к себе придвигаю Плутон и Юпитер.
Нет, мне не туда. Мне - сейчас на Венеру.
Там город у Моря по прозвищу Питер.
Стучатся в окошко зелёные волны.
И стоило ехать, чтоб снова наткнуться
на призрачный Зимний, на ветреный Смольный,
на воду такого знакомого вкуса.
На небо. Закрыто всегда облаками.
Как в городе П. Даже если я вышел
с планеты, то память большими глотками
вливает в меня и колодцы и крыши.
И кухонный запах, и грохот проспектов
И кажется, за миллион километров
я - дома... Здесь свет, чуть смещённого спектра,
и ветер. Здесь дня не бывает без ветра.
***
Пусть книга не прочитана на треть.
Зато загар покрыл наполовину.
И, кажется, не надо больше спину
укладывать под солнечную плеть.
От кожуры очищен апельсин,
и остывает чай в стакане тонком.
Ты говоришь о мультиках с ребёнком,
а мне не верится, что он – твой сын.
Дежурный комплимент, но лёгкий флирт
ещё не стал тяжёлою обузой.
Слова подобны корочкам арбузным.
Скользишь на них в тени гранитных плит,
и падаешь. Ты разбиваешь гипс,
скрывающий брильянтовые губы,
когда последний день идёт на убыль,
и десять пальцев, десять нежных клипс
разомкнуты. Не удержать никак
летящие по циферблату стрелки.
-Как отдых? - Море было слишком мелким.
И воздух – как под плёнкой парника.
***
Московский ребёнок. Течёт через сито
любовь твоей мамы и бабушек ласка.
А маленький мальчик играет в бандитов,
меняя костюмы и путая маски.
Вот он нажимает курок пистолета.
Стремительным маршем, внезапной атакой,
напротив прихожей, в глуши туалета
в заложники взяты медведь и собака.
Китайский наручник, конечно, непрочен.
И плюш не разрежет пластмассовый ножик.
Да, что вы… Наш ангел ещё непорочен.
Он просто играет. В мелькании ножек -
стремление с детством расстаться быстрее.
Тогда можно будет купить настоящий,
и лезвие (больше, длиннее, острее)
не прятать от мамы в игрушечный ящик.
Тогда он истратит реальные пули,
и шанса не будет на перезагрузку.
Готическим шрифтом, гуляя с питбулем,
забор разукрасит - Россия для русских.
Он будет хорошим, и солнце веснушки
рисует на щёчках… Он просто играет -
у каждого детства свои погремушки.
Я изгнан оттуда, как Ева из рая
в году слишком давнем, чтоб помнить причину…
Мы разные очень, мы жутко похожи.
Он будет хорошим. И нож - перочинным,
собака - болонкой, жена - чернокожей.
***
Твой мальчик сегодня уходит. Уходит.
Так вышло, что он не купил себе справку.
И с ним, на сиденье подержанной Хонды,
ты больше не съездишь на бензозаправку.
Горячие руки, горячие щёки,
уже согревают металл оружейный.
Горит телевизора узкая щёлка,
ты видишь развалины сооружений.
А диктор читает возвышенно-чётко:
«Пятнадцать погибло, один неопознан»
И поздно - хвалиться пятёркой в зачётке,
и новой причёской похвастаться - поздно.
Пока ты с друзьями была в ресторане,
он падал на землю с разорванной плеврой...
Твой мальчик уходит. Какой же он странный.
Остаться - пять тысяч. (Теперь, правда, в евро.)
***
В сказку попасть легко (смена белья и куртка)
Резвый плацкартный конь. Сивка твоя, Каурка
вылетит из Москвы (Тверь, Бологое, Тосно)
будто из тетивы вырвавшийся отросток.
Ладожская вода делает лету больно.
В Питере, как всегда, вздрагиваешь невольно.
Платья внезапный взмах - ветер намного злее.
В центре на всех домах отблески юбилея.
Город, как решето, встал у речной аорты.
Ты мне сказала, что едешь смотреть на форты.
Выучишь там жаргон (ниже немного реплик)
Так, повторяй: батон- булка, бордюр – поребрик.
и, выходя в подъезд, крикни: Я жду в парадном!
Зонт не забудь. Порез - в небе над Ленинградом.
Радиоперехват. Здесь не мобильный - трубка,
Невский – а не Арбат. Сделай себе зарубки
в сердце. В душе. Гранит – трогай московской кожей.
В пальцах своих храни Питер. Здесь стены строже,
люди - добрее стен. Искренней, чище, лучше.
Каменный гобелен, дверцу и жёлтый ключик,
хочешь, тебе отдам? Будешь его Мальвиной.
И, оставайся там, радуйся мордам львиным.
Только недолго. Ты, ты приезжай обратно,
где-то внутри мосты разведены стократно,
дни- корабли прошли. Лязгнет железной пастью
поезд. Чуть-чуть в пыли туфли. Ты веришь в счастье?
***
Тянет меня к тебе.
Выдумщик и мошенник,
а проиграл в стрельбе
по болевым мишеням.
Можно ещё попасть
пьяною дробью - в ухо.
Только над сердцем власть
кончилась. Стало сухо,
там, где ресничный взмах.
(И горячо и влажно,
если купать в цветах,
тоже не будет). Дважды,
трижды сказала - всё.
Восемь сказала, девять.
И привстаёт боксёр
на чудеса надеясь.
Чтобы с колен - и в клинч.
в губы, как в раструб медный,
выдуть победный клич.
Впрочем, какой победный...
Если осталось. Шаг,
и разбежались оба.
Если твоя душа
треснула, будто колба,
лампочки в двести ватт.
Что значит, мне спасибо?
Не объяснят слова,
как люди любят, либо
как перестав любить,
делят на части образ.
(Если б не тот кульбит,
если б не эта кобра...
Я бы тебя ещё,
может быть...) - Да, конечно.
И выключатель - щёлк.
Из пузырьков аптечных
вылетел эликсир.
Мне, театрально, Чацким,
сразу за ним. В такси-
вспомнить. Забыл перчатки.
Вверх по ступенькам - в бег,
под барабаны пульса.
- Тянет меня к тебе.
- Ты же ушёл. - Вернулся.
***
Фильм о войне, где выстрелы в упор.
Не зная ничего про сорок первый,
так сложно притворяться, но актёр
искусно и правдиво ест консервы
и водку пьёт. Когда вот-вот умрёт
последний, помнящий войну, свидетель
кому кричать: «За Родину, вперёд»?
Рождённые, в семидесятых, дети
совсем иное вкладывают в крик.
В нём Кандагар, Чечня, и хуже страха,
что класс сегодня едет на пикник,
а у меня разорвана рубаха
и хлещет кровь, и я умру от ран.
За родину? За блёклые святыни,
в чужих горах, где в угольках костра
нет ничего от зарева Хатыни.
И что мне марш эсэсовских бригад
по улицам великолепной Риги?
Когда страна дала мне автомат
и притворилась, что не слышит крики?
На кладбище, две капельки росы
качаются на паутинке тонкой.
Среди берёзок средней полосы
стоят кресты. Герои и подонки -
бок о бок спят. И плачет парафин,
всем, без разбора. Никогда, ребёнка
я не отдам сниматься в этот фильм…
На заднем плане - детская пелёнка.
***
Мне что-то хочется сказать
тебе...негромко, нежно, робко.
Но за окном шумит гроза,
стучит в бетонные коробки,
рифмует: молнии и гром,
и говорит почти о том же.
Но, по сравнению с пером,
куда изысканней и тоньше.
Мне что-то хочется сказать
тебе... негромко, робко, нежно.
Но за окном огромный зал,
от Белой Дачи до Манежной,
рифмует: пробки и метро,
проспект, аэропорт и площадь.
Что, по с
равнению с пером,
и убедительней и проще.
Мне что-то хочется сказать.
Так робко, нежно и негромко
тебе... И ночь течет в глаза,
и хочется бумагу скомкать,
рифмуя: море и паром,
что никогда не станет верным.
Но, по сравнению с пером,
слова легки и эфемерны.
***
Не корейская военщина,
не сирийцы, не Ирак…
Для моей любимой женщины-
я на свете главный враг.
Пусть кого-то травят газами.
Где-то -выстрелы в упор.
Мне сегодня было сказано,
что окончен разговор.
Вот лицо в гримасе корчится,
искажаются черты,
если мне тебя не хочется,
здесь виновен только ты.
Бесконечное молчание
разъедает, словно рак.
У любви есть окончание
если тот, кто любит враг.
Лимузин проедет свадебный,
ленты снимешь- катафалк.
В этой Марианской впадине
обрывается строфа.
Ты, как в детстве, рвёшь кузнечика.
Ручки ,ножки, голова.
Возразить, по сути, нечего
на обидные слова.
У меня от слов оскомина,
знаю все наперечёт.
Лунный свет течёт по комнате.
Просто лунный свет течёт
***
-Скажите причину, зачем вы убили?
-Читайте начальник, всё- всё там написано.
-Читаю… « вдруг вышли из автомобиля,
за ним побежали, догнали на пристани,
свалили его.» -Я хочу знать мотивы.
- Читайте начальник, мне больше не хочется
в душе ковыряться. Здесь вы детективы.
Я слишком устал…
- От чего?
– Одиночество,
жена- идиотка и выросли дети…
-А он что вам сделал?
– Кричал что-то грязное.
Скажите, я правду узнал из газеты,
что он был подонок?
– Написано разное,
а ваша жестокость, она в протоколе.
И добрых полгорода будут в свидетелях.
- Скажите, а правда что он даже школу
не кончил?
– Всё правда. Да что вы как тетерев
заладили кто он? Мне это не важно.
Он мёртв. Вы убийца. Вы с этим не спорите?
- Не спорю. Давайте любую бумажку,
я всё подпишу. Но мне кажется в городе
теперь будет чище.
- Так, значит, был повод
- Да я в первый раз его встретил тем вечером.
Когда он кричал, я затягивал провод
сильнее, сильнее.
- Вам что вспомнить нечего?
-А, знаете, нечего, стёрлись все даты.
Осталась одна .Вот и вся арифметика
- Но было и светлое?
– Было. Когда-то.
- Да, да…у убийства своя энергетика.
- Меня расстреляют?
- Навряд ли.
– А сколько?
- Решает всё суд. Я же просто, беседую,
но…
- Честно? Мне хочется, чтоб стало скользко,
назад головою об пол, да как следует,
и тут же скончаться… Один допечатал
другой подписал, третий вызвал конвойного.
Окончен допрос… Из бутылки початой
стакан свой наполнил сотрудник убойного.
***
Страшно когда в твою дверь постучат менты.
Пусть по ошибке, но страшно когда стучат.
Сонный, с похмелья, и руки твои пусты,
скажешь вполголоса, старшему из волчат:
-Этот в квартире напротив? Ещё вчера
видел его. Он как раз выносил ведро.
Нет, я не знаю.- Зачем же ты врёшь с утра?
Ты его сам провожал в эту ночь к метро.
Вы ещё пиво купили внизу в ларьке.
Он признавался, куда он поедет? – Нет.
( Я так надеюсь, что он уже вдалеке.
Лучше, конечно, в недружественной стране. )
-Что ты бормочешь?- Я вам объяснял уже,
просто соседи, ну выпили двести грамм.
- А что это за пакетик на стеллаже?
Скажешь, что он его вечером спрятал там?
Страшно. Ты вроде бы рядом и не причём,
но вот для тебя статья и реальный срок.
Сонный, с похмелья, ты спросишь у них – Почём,
вы продадите мне беленький порошок?
Страшно? Когда где-то за полночь, на посту
выдохнет перегаром в лицо лейтенант.
Петлю накинет - врачи тут же выбьют стул.
Слишком легко доказалась твоя вина.
Суд заодно. Он на то и российский суд,
чтобы не видеть собственной неправоты.
Сколько тебе это стоило?- Пять минут,
ладно, забыли, проехали.… Дай воды,
всё пересохло, как будто и, правда, пил…
Два эпизода и в двух эпизодах страх.
В тёмном подъезде, у согнутых вниз перил
кто-то невидимый точно ударит в пах.
Ты не согнёшься, и смело пойдёшь на нож.
Вот ещё, не пристало бояться ворья.
Что будет дальше, да разве у нас поймёшь?
-Вы здесь затеяли драку?- Конечно я.
