Рио-де-Жанейро 50
Хабаровск. Люблю его и ненавижу. А он ни в чем не виноват. Нельзя возвращаться туда, где ты был счастлив. Но еще страшнее возвращаться туда, где ты умер.
Помню, как через двадцать лет стукнуло в голову наведаться в "детство свое". Собиралась не один час. Тщательно подбирала одежду. Безупречный макияж, прическа "волосок к волоску". И пошла. После трех пересадок и пятнадцати минутной прогулки, стою в начале (или конце?) улицы, ведущей к себе прошлой. Дурацкое название "Хоккейная". По мне так ее прежнее "Малая непроезжая" куда больше подходило, прямо вот идеально.
Широкая асфальтированная улица, с пятиэтажками с одной стороны и трехэтажками с другой, с качелями, зелеными двориками, смешными клумбами и крашенными скамейками, резко обрывалась, упираясь в серый штакетник, кривой и ветхий. Начинался "Шанхай". Размытая дождями, а затем засушенная ветром и солнцем в причудливых формах узкая дорога, пахла пылью, золой и ржавыми гвоздями. Домики старенькие, опирающиеся на клюку времени, с палисадниками, собаками, подслеповатыми окошками, с отшлифованными до блеска лавками, с уродливыми табличками, оповещающими о месте своего пребывания, замученными и потрескавшимися рябинками, почерневшими скворечниками, с приведениями моего детства.
Шла, как "Русалочка", которой подарили ноги, но каждый шаг впивался тысячами иголок.
Здесь мало что изменилось. Разве что добавилось морщин, седых волос да натуральные зубы заменили вставной челюстью. Пустырь, на котором мы играли в футбол, войнушку, пили три семерки, целовались и дрались, уничтожили идиотским домом из белого кирпича. Ни души. Во дворах еле слышная возня. У меня сердце ухало филином. дыхание сбилось, вспотели ладошки. Подошла к "своему дому". Вот он, барак-засыпушка на два хозяина, с покрытой рубероидом крышей, с забитой опилками завалинкой, с огромными ранетками в палисаднике, деревянным тротуарчиком во дворе. с шуршанием собачьей цепи, с тонким голоском "привет, Пальма". На меня обрушилось все и сразу. Как водопад. Хрустнули позвонки, заныли переломанные воспоминания. Зачем я здесь? - за новым и чужим забором ухоженный огородик, картошка, морковка .... нет ничего, нет ... все, что осталось - это трухлявый пень, некогда бывший огромной ранеткой, бесившейся в мае до белой пены, к концу октября превращающейся в "мятные" крошечные ягодки.
Долго курила на соседской лавке. Мимо меня проходили мои детские хулиганы-пацаны. но никто из них не узнал меня. Никто. И я ушла. Потом нашла их в соц. сетях. Пара сообщений, холодных и никчемных, как плевок. А мне так хотелось с ними посидеть, поболтать. Да видно не о чем нам говорить.
Мы подъехали к Хабаровску. Я пересела за руль. Димка недовольно хмурился. Ну, правильно, прав у меня не было. Да и хрен с ними.
Город сильно изменился за тринадцать лет. С трудом узнавала улицы, но каким-то шестым, а может и седьмым, чувством определяла абсолютно точно повороты, развилки, выбирала правильную дорогу. Проехала через весь Хабаровск, покружила по особо памятным местам. Димка ерзал, да плевать мне на него было. Вот, например, "Саппоро". Это как раз тот ресторан, где мы, два придурка, ломали комедию перед Славиком. А вот рынок "Центральный". В девяностые здесь можно было купить все. Набережная ... Она всегда красива. Здесь я рыдала, сбежав от Славки. Рынок автомобильный ...ну, это отдельная песня. Я боялась выезжать из города, оттягивала, кружила коршуном , но ... вот он - выезд , дорога к военному городку, тридцать километров, где каждый сантиметр - комок нервов. Противно задрожали руки, пот холодный по спине, и внутри кто-то начал потихоньку, аккуратно, как на официальном приеме, ловко орудовать ножом и вилкой, отпиливать крохотные кусочки и медленно пережевывать. Я вдавила педаль газа в пол. "Фолькс" взвыл, Димка заматерился.
