Гарольд и Альбина

Гарольд и Альбина
памяти Гарольда Кузнецова, лётчика, и
Альбины (Аллы) Маклаковой, бортпроводницы,
по прозвищу «Мак-Мак»
 
 
 
Он был для неё командиром и «боссом»
(А в чувствах – всё наоборот).
Она делово хлопотала с подносом,
Привычно готовясь в полёт…
 
Следя, как проворно, легко и толково
Мелькание девичьих рук,
Он речь заводил, и на каждое слово
В груди резонировал стук…
 
Воздушного сердца укромные беды
Не вылечить даже врачу…
- Я вас за рулём быстрокрылой «Победы»
За край тропосферы умчу!..
 
Он ей говорил, и душа отчего-то
Взлетала, сияя, как «Ту»…
Он – лётчик-инструктор из «Аэрофлота»,
Она – проводник на борту.
 
- Для вас у синоптиков аэродрома
Навек закажу ПМУ!
Я вас на руках, как хрусталь, невесомо
До солнца и звёзд подниму!
 
Я крыльями вам покачаю с поклоном,
Надеждой на встречу согрет,
Я следом расплывчатым инверсионным
Создам в небесах ваш портрет…
 
Я молнии в тучах схвачу за загривки -
Из них вам устрою салют!
Собью облака в аппетитные сливки –
Их в кофе вам утром нальют!
 
А те, что особо белы и пушисты,
Сорву вам взамен хризантем!
Для вас пусть диктуют мои бортрадисты
Диспетчерам рифмы поэм…
 
Да будь вы хоть ангел, хоть добрая фея,
Я вас бы и то не подвёл!..
Не встретится в небе вам сокол смелее,
И выше в полёте орёл!..
 
Он робостью с юности не отличался,
Готов на стремительный «блиц»…
Но солнечный зайчик смешливо качался
На кончиках нежных ресниц,
 
Мигнул из пророчески близкого мрака
Огнями далёкий Пекин…
…Пожала плечами: - Какой вы, однако…
Но вы и такой – не один!..
 
И вот уже взгляд отведён виновато,
Нарвавшись на острый ответ…
Она ж расставляла тарелки салата
И в порции клала лангет…
 
- А скромность исчезла уже из продажи?
А, может, иссякла казна?..
И мне не в новинку летать в экипаже,
Мне щедрость от вас не нужна!..
 
За что ему эти девчоночьи шпильки,
Больнее укусов пчелы?
Но щёки краснеют, предательски пылки:
- Вы так деликатно-милы…
 
Ему ли краснеть, как мальчишке, влюблённым?..
Незанят и неотразим.
Едва поведёт серебристым погоном –
Любая помчится за ним!..
 
Другого такого не знала эпоха,
Блестящего в форме и без,
Кто столько наделал бы переполоха
В девичьем полку стюардесс!..
 
Ему на другую бы переключиться –
У дам нарасхват КВС!
А эта – обычная бортпроводница
С осанкой воздушных принцесс…
 
Наморщила нос, как с афиши актриса!
Герою – едва до плеча…
Высок он и строен, как ствол кипариса…
- И в небе видна каланча!..
 
И так вот всегда: только рот он откроет,
Девчонкой сведённый с ума,
Она из себя Беатриче состроит,
Шекспира дополнив тома.
 
В какие бы рейсы они ни летели –
Острят эти двое всегда!
Как будто соперники в странной дуэли:
Клинки наголо, господа!..
 
На каждое слово готова издёвка,
Всё шутки ей, что ни скажи…
Вот только что оба молчали неловко,
И снова схлестнулись ножи!..
 
А он с ней всегда, как с товарищем, с равным,
Ну… может, иначе… слегка…
- Я должен сегодня сказать вам о главном…
Качнулись на миг облака…
 
- Должны?.. Но теперь уже точно не скоро!..
Прощайте, товарищ пилот!
Оставим открытым финал разговора –
Мы в рейс улетаем вот-вот!..
 
Он сам из упрямых: умри, но добейся! –
Ни шагу назад, капитан!..
И вот уж обмен экипажами рейса
Внесён в окончательный план -
 
Спасибо, вошёл в положение Толька!..
- Мы, кажется, снова вдвоём?..
Она растерялась… И бросила только:
- Увидим, когда поживём…
 
…Как счастлив он был, если с видом курносым,
Улыбчивое божество,
Плыла по проходу с казённым подносом
Любовь неземная его!..
 
Он сдержан. Она – грациозно-беспечна…
В улыбке растаявший рот…
Взаимно-необщими курсами… встречно? -
Да кто их теперь разберёт!..
 
Уже реактивно взревели, взлетая,
Лужёные глотки турбин,
В салоне – бесстрастные лица Китая,
Под крыльями скрылся Пекин.
 
Свободно пространство внутри коридора,
Знаком безошибочный курс…
Тянулся, как музыка, рокот мотора,
Не менее ровный, чем пульс.
 
И Внуково близко. И рейс на исходе.
Родной, утешительный мир…
Где дочка в кроватке, ночник на комоде,
Уют задремавших квартир…
 
Как будто системы работают штатно…
Кто знал, что случится потом?..
Но если в любви ничего не понятно,
Туман и вокруг за бортом…
 
Октябрьская ночь глубока, как пучина,
Коварен воздушный поток…
Летела с вершины стальная машина,
Кружась, как с цветка – лепесток…
 
Бывает, что судьбы скользящих по кромке
Короче, чем девичье «ах!»…
Где были надежды – осколки, обломки,
А целое – только в мечтах…
 
И где теперь шутки, намёки, уколы?
У смерти все ходы всерьёз…
Пронзительно-сдержаны рощи и долы,
Точёны фигурки берёз…
 
Богат на геройство воздушный герой, да
На счастье земное – бедняк…
У чёткого облачка – профиль Гарольда,
А мягкое рядом – «Мак-Мак»…