Самолюбование. Плохие стихи
1. Вызов
Конечно, лузер, вдобавок ещё пижон,
торчащий в пространстве отчаянно, как донжон,
и в общем насрать, что даже голос чужой,
я в вечность вглядываюсь сусликом на меже,
по-прежнему там, где вам не сыскать уже,
наивен и чист, словно кларнет Беше.
Бухой виртуёз суёт мундштук мимо рта,
в душе рождается бессмертная какаета,
то трах-тарарах, то просто тра-та-та-та.
Вот только смотри: течёт настоящая кровь
из кукол, из чучел, из пугал и снеговиков.
Скажи мне приятель, что этот приём хренов.
Я хрень на резинке, меня куда хошь кидай,
на трёх китах сам себе расписной раскидай,
напишешь «Испания» – вот тебе и Китай.
А, в общем, знаешь, наверно, всё это зря,
что голос мой замысловато коряв,
я в стольких себя за долгую жизнь терял.
Меня от себя ни в жисть уже не спасут,
я битый и клееный тысячи раз сосуд,
храни меня Боже, покуда я не зассу.
Сливаю финал, такой вот расклад, прикинь,
Смирись с неприличным жестом моей руки,
Рыдай мой Пьеро, хихикай мой Арлекин.
2. Ово и ево
Пьеро – пьерово,
Арлекину же – арлекиново.
А мне хреново,
и муза меня покинула.
Об чём мне, выродку,
чаще всего икается?
Внутри душа –
поплещет и устаканится.
Каину – каиново,
Авелю (вот неожиданность) – авелево.
А мне фланелево,
а временами дюралево.
Штампов натыкаю,
встану и гордо
выгну спину и бровь.
Мордой меня в пол мордой,
чтобы в кровь.
Козлищу – козлищево,
агнцу, конечно, агнцево,
а мне, духом нищему,
за что и зачем цепляться-то?
Не разгребёшь наваленного
из тёмных глубин души,
что вся непроходящий
непреходящий ушиб.
etc.
3. Пьеро Коломбине
Путь постиженья белой ниткой сшит,
инкогерентной стёжкой вдаль бежит,
лоскутным одеялом вблизь лежит
и перманентно вяло миражит.
А я о чём? О чём я и зачем?
О мой алмаз, о свет моих очей!
О, лампочка в четырнадцать свечей,
поскольку больше не легло в размер!
Путь отреченья красной ниткой сшит,
он красной струйкой по руке бежит,
убитым словом на губах дрожит,
поднимешь взгляд: а я уже прожит.
Прожит насквозь, прожит наискосок,
немного вдоль, отчасти поперёк,
и сыпется безвременья песок
из рваной раны посреди души.
Ни красным не зашить.
Ни белым не зашить.
4. Дель Арте
Картонный шлем,
деревянный меч,
нелепый шлейф
да звёздный плащ…
шагаешь, выхолощен и слеп,
и бьёшься в каркающий смех,
в изломанных тенях фонарей
вываливаясь на плац.
А на плацу
нам и смерть к лицу,
и хошь, танцуй,
а не хошь, гарцуй,
как и положено мертвецу,
переходя на трусцу.
А на миру –
нам и смерть красна,
такая красная, красная смерть,
что даже не верится, что в тебе и во мне столько красного…
