"Когда выданы перья и крылья ..."
Привет! Вот, нашла автора мне очень интересного.
Вру, не сама нашла. Мне ее посоветовал один тоже кстати очень интересный автор.
И я обязательно с ним вас познакомлю позже, как-нибудь ... возможно
(он очень и очень в своем почерке).
А сегодня -
Знакомьтесь, Светлана Марковская.
Я на критику не способна, ибо
в поэзии ничего не смыслю. Только мои внутренние рецепторы
прекрасного и ничего более.
Погнали!
УХОДИ
что-то пошло обратно, пошло не так,
поп на приход плюет и уходит в скит,
царь разогнал бояр, распустил войска,
бог высоко сидит, на порог ни-ни.
чокнутый нищий, бродяга, скиталец, плут,
режь медный грош, меси дорожную грязь.
меч поменяй на плуг, войну на тихий уют.
смерть поменяй на путь в последний, возможно, раз.
чокнутый нищий, бездомный, босой, шагай,
странствуй, иди налево, направо бей,
не отличай товарища от врага,
и не прощай, не проси, не верь никому, не верь.
вейся-развейся, жизни простая нить,
путайся, заплетайся в клубки и косы,
чокнутый нищий, бездомный и безголосый,
не возвращайся, но изредка все же снись.
МАКИ
жизнь моя пожилая идет себе
играет, поет, резвится, срывает маки
не то, чтоб в войне проходит, или в борьбе,
напротив, и день и год почти одинаков
ну, разве что вод подземных неслышный ток,
ну, разве невидимых струй воздушных перемещенье,
ну, разве сначала рос, а потом усох,
ну, разве еще принятие и прощение,
ну, то, что уже не пощупать, не одолеть,
и не прекратить, исчерпав все следы и знаки,
а на горизонте моя молодая смерть
и тоже играет, резвится, срывает маки
МЫ ВЕЗЕМ С СОБОЙ КОТА
Ехали-пели, глазели во все пределы.
Семечки грызли, орехи, жевали жвачку.
День был погожий, такой, как они хотели.
Путь не кончался и песня, а как иначе?..
Кот и петух-задира, собака, чижик.
В бричке веселой ахали и блажили.
Был ли там попугай золотисто-рыжий?
Были ли обезьяны?.. Скорее, были.
Ехали в дальний край без особой цели.
Может быть, чтобы петь и смотреть повсюду.
Ну, и вернулись домой, и легли в постели.
Звери и птицы, ангелы, черти и люди.
ЛЮБИТЬ ПО-РУССКИ
Марина Сергеевна – житель 16-го аррондисмана,
Шарфики, туфельки, разный другой сэ си бон,
А вот, гляди-ка, газеты пишут – ажаны
Нашли ее мертвой в ванной, в петле под ржавой трубой.
Газеты пишут: «ох, уж судьба эмигранта,
Вдали от родины русскому пить или смерть,
И даже жители богатых аррондисманов
Предпочтут без родины умереть!»
Все это подлая пропаганда и полная ерунда:
Марина Сергеевна, милая дама, фиалка в самом цвету,
Свела счеты с жизнью потому, что Жан-Пьер изрядный мудак:
В доме найдены чеки на платье, туфли, фату.
Родина родиной, но девушку можно понять:
Умереть от несчастной любви, от сердечных ран
Куда как красивее, чем приняв наркомовские сто грамм,
С криком «за Родину!» по врагу на фронтах стрелять.
Да, кто-то скажет, мол – малодушно, могла бы и пережить.
Вешаться на трубе – декаданс и не стоит того Жан-Пьер.
Но русские женщины – сторонницы радикальных мер:
Любовь – и кровь! При чем тут вообще мужик?..
ПИВНАЯ
А Москва утекает дождем, улетает зонтами,
уходит в галошах.
Запотевшие окна трамвайные едут, глухие, немые.
Как и не было лета румяного
в пестрый горошек,
Как и не было лета, и больше не будет отныне.
Вам все снилось, Алеша, пойдемте
в сырую пивную.
Там, конечно, темно, и обычно довольно противно.
Только где же еще эту плаксу
душевнобольную
Приручать, эту осень тоскливую, как не за пивом.
Вот она на углу,
принимает в объятья, Алеша,
Уцелевших в осенних потоках бродяг и матросов,
Нас, сошедших внезапно на берег
с трамвайных подножек,
То ли выпить, а то ли почувствовать новую осень.
И смотрите, Алеша,
пока нас пивная качает,
И пока пиво плещется в плохо помытых бокалах,
Там снаружи дождями Москва
навсегда утекает,
Улетает зонтами, в галошах уходит к вокзалам.
Мы как рыбы в воде,
наблюдаем текущее мимо,
Мы, Алеша, верны своим странным и старым привычкам,
Мы до самой зимы будем пить
свое горькое пиво,
Это время у нас никогда не отнимут, не вычтут.
Засиделись в пивной
и отстали от лодки матросы,
А Москва утекает дождями, уходит неверной походкой.
Это осень, Алеша,
всего лишь нормальная осень.
Это горькое пиво, Алеша,
всего лишь, разбавлено водкой.
ЛЕГЧЕ
легче, девочка – легче - легче –
это просто дождь разрывает небо –
это обыкновенные вещи –
это как сквозь дерн прорастает стебель –
это просто птица - она же рыба –
рвет силки и путы - и сеть и леску –
для сердечных ран невелик калибр –
легче, детка, легче - не надо резко –
надо не навыворот - надо легче -
с невербального перейди на устный –
ничего - скоро кончится этот вечер –
и спокойно станет – легко - и пусто -
НА ДВОРЕ ТРАА
Истерит весна, костерит начальство мужик. Сам стоит, газон поливает с бурьян-травой, «Что за жизнь?» - говорит, вода из шланга бежит, пожилой мужик, с лохматою головой. Из окна жена – «Не ори!» - ему говорит, а сама толста, лет полста ей, в руке кусок. А вода течет на траву, а трава горит, а мужик не слышит, стоит на траве босой.
Под кустом два пса, этот спит, а тот стережет. У куста вверху завитушки, сбоку вихры. У куста внутри птичий дом живет небольшой, у куста внизу мыший глаз торчит из норы.
Из окна жена бросает в траву кусок. И к нему два пса бегут, два скворца летят. Мышь быстрее – схватила, и в норку – скок. Псы опять легли, скворцы на ветке галдят.
А мужик залил траву до самых бровей. И ругает жизнь, и лохмат, и давно небрит. А его жена идет будить сыновей.
А вода бежит, а весна красна, а трава горит.
СМОТРИ В ГЛАЗА
когда тебя зовут к последнему докладу
оставь свой щит и меч, оставь свой горб и крест,
не жди, что впереди пойдут заградотряды,
не жди, что позади стеной сомкнется лес.
останешься один, как перст, как воин в поле,
молись и уповай, рассчитывай и плачь,
в глаза его смотри бездонные от боли,
он в этот миг судья, вершитель и палач.
в глаза его смотри бездонные пока что
от высказанных слов, от прожитых обид.
скажи ему, скажи, пожалуйся, покайся,
он добрый, он поймет, поверит и простит.
в глаза его смотри, покуда не закрылись,
покуда он вердикт свой не произнесет.
пока он не вздохнет, небесный чикатило,
и скажет «боже мой, за что мне это всё?».
ЛЕТИТ
помнила-помнила, а потом – забыла и полетела туда, куда сроду летала. еще б не летать, когда выданы перья и крылья, и горизонт сиреневым зазывает и алым. зазывать - зазывает, но приближается плохо, а она летит – незряча и безголоса, так и будет лететь, пока на лету не сдохнет, все летит-летит, а чего ж – если крылья носят…
а я говорю: ты забыла – вон – круги твои, твои карусели, возвращайся домой от этих всех небывальщин. но она все летит, хотя крылья практически облысели, и перья совсем пожухли, и горизонт отправился дальше.