СОЛЕНОЕ СЧАСТЬЕ

Она стояла на нижней палубе теплохода, кутаясь в пуховую шаль, бережно придерживая руками живот. И её будущий ребёнок, почувствовав тепло и надёжность материнских рук, затих, как будто прислушивался к шуму морских волн за бортом.
Она смотрела вдаль. Что же ждёт её в той новой жизни, так непохожей на прежнюю? Как встретят родственники Ивана, ведь они едут без всякого предупреждения. А как они отнесутся к Катюше? Всё пугало: неизвестность, неопределённость, судьба их будущего ребёнка. И как она решилась на это? Но малыш, как будто почувствовав сомнения матери, тут же напомнил о себе, толкнув ножкой под самое сердце. Она на мгновение задержала дыхание и распрямив плечи, вздохнула полной грудью солёный морской воздух. Ну что там её переживания по сравнению с той новой жизнью, которая теплится в ней.
Она ощутила на своих плечах тёплые, заботливые руки, прижалась, как маленькая девочка, к колючему свитеру Ивана. Он поцеловал её в голову, окутал свои горячим дыханием. Так они и стояли, а волны, не нарушая этой идиллии, а волны, сменив свой шумный всплеск на ласковое поглаживание кормы, лизали фарватер корабля.
И всё-таки, какая-то шальная, видно, одинокая, волна ударила о борт. Брызги радугой разлетелись вокруг. Она ощутила вкус солёности на своих губах. Облизнула их, подумав, что горечь волн есть и в её судьбе. И всё же, душа наполнилась восторгом: неправда, что счастье сладкое! Счастье – солёное! Это теперь она знала точно…
Женщины плакали и причитали, всякий раз стараясь прижать к себе Надю. Она ходила по квартире, не находя себе места. Старшая сестра Вера с папой суетились, отдавая кому-то распоряжения, было много незнакомых людей. Надя старалась не попадаться им на глаза. Сторонние голоса были приглушенными, так бывает, когда закладывает уши. Сквозь пелену сознания слышались странные фразы: «забрать из морга», «задерживается катафалк», «готова ли могила»…Нет! Эти слова не могут относиться к ним, к их семье! В то, что нет мамы, Надя поверить не могла. Ведь совсем недавно она сидела у неё на кровати и рассказывала о своих успехах в школе. А папа, возвращаясь со смены в шахте, ужинал и заходил в комнату. О том, что их мамочка неизлечимо больна, стало известно три месяца назад. Она угасала на глазах, но семья всё надеялась на чудо. Но чуда не произошло. Её мама – сильная, умная, красивая, всё понимающая мама, угасла как светоч.
Похороны, поминки… всё прошло как в тумане. Надя лежала у себя в комнате, не понимая/, день сейчас или ночь… Началась новая взрослая жизнь. Она заботилась об отце, готовила ему на смену бутерброды, наливала горячий чай в термос, укладывала всё это в лёгкий рюкзачок. И, казалось, что жизнь постепенно входит в свою колею, но папа стал пить. Он не буянил, не ругался, а пил и плакал от одиночества и тоски. Она ничем не могла ему помочь, четырнадцатилетняя девочка. Сестра со своим мужем жили не так близко, но заезжали раз в неделю. Веру раздражали пьяные слёзы отца.
Через три года после смерти матери отец ушёл к другой женщине, у которой было трое детей. Он пришёл забрать свои вещи, как-то суетливо и беспорядочно их заталкивал в спортивную сумку, прятал глаза от дочери. Пообещал, что будет платить за квартиру. Сестра иногда покупала продукты, забегала на минутку, горестно вздыхала, ни о чём Веру не спрашивая и не интересуясь, как она живёт одна, убегала снова к своей семье.
И Надя поняла, что никто ей не помощник и не советчик. Восьмилетку закончила с отличием, поступила в техникум, стала получать стипендию и могла хоть как-то сводить концы с концами. Отец исправно платил за квартиру, иногда заходил, стыдливо оставляя на тумбочке в прихожей 50 рублей. Наде было жалко отца, он был какой-то серый и всё время кашлял. От людей она слышала, что его новая жена заставила его уйти с мастера забоя и стать рядовым шахтёром, потому что им больше платили.
Надя окончила техникум на «отлично», а к этому времени сестра родила девочку, располнела, и принесла ей целый чемодан вещей, которые на расплывшуюся фигуру Веры не налезали. Какой это был праздник! Надя мерила вещи, перебирая одну за другой. Не беда, что они были немного велики, всё можно исправить и ушить. Но зато она теперь может выходить на прогулки в город! Правда, про город слишком громко сказано, их шахтёрский городок был невелик, но всё же…
Девушка ждала распределения товароведом (её должны были оставить в городке), как вдруг пришла сестра в субботу и сообщила, что ушла от мужа и они будут жить с дочкой в этой квартире. Племянница стала смыслом жизни для Нади, так она к ней прикипела душой. Она ухаживала за маленькой Мариночкой,, водила её на прогулки, сидела у кроватки, когда малышка болела. Вера пошла на подработку и её сутками не было дома. Мариночку устроили в садик, и только тогда Надя вышла на работу, на продовольственную базу. Теперь с продуктами стало легче, часть зарплаты давали ими.
Однажды, возвращаясь с работы домой, Надя увидела у подъезда маленького щенка. Он был белый в грязно-серых пятнах, обвислые ушки «кричали», что не нужен я никому, и всё-таки, я живу! Надя забрала его домой. Но сестра устроила ей разнос: ребёнок в доме, а ты грязного щенка приволокла! И Надя изолировала щеночка в своей комнате: кормила его там, выгуливала на дворе. Она полюбила щенка как соратника. Кстати, так и назвала его, ласково, «Сорик».
Как-то на площадке она познакомилась с молодым человеком, его звали Сашей, и у него была болонка Джесси. Молодые люди разговорились, нашли много общих тем. Стали встречаться чаще. Саша познакомил её со своими родителями. То, что девушка родителям не понравилась, они и не скрывали: их сын, белокурый, сероглазый, единственный! А она, серая мышь, маленькая ростиком, с крупными ладонями, с глазами человека, пережившего многое, да и одета так себе! Красавицей Надя себя никогда не считала, но и пренебрежения снести не смогла. Они с Сашей расстались, но через три месяца снова встретились и спешно зарегистрировали свой брак – без цветов, без тостов и белой фаты… Саша перешёл жить к ней. Надя работала как одержимая: брала халтуру на дом (бухгалтерские отчёты кооперативов), но всё равно, денег не хватало. Её муж, избалованный в детстве, был уволен с шахты (куда по просьбе родителе он был когда-то устроен), но требовал к себе внимания со стороны жены. Он целыми днями слонялся по городу, а вечером приходил домой подвыпишим. Она всё прощала, оправдывая в душе его якобы мятежный характер. Но прошёл год, второй, а он так и не устроился на работу. Стал упрекать её, что она не может забеременеть и родить ему ребёнка. Надя сходила на обследование и приговор врачей был однозначен – она бесплодна! Молодая женщина в отчаянии думала: - За что Господь послал мне ещё это испытание? Деликатно, издалека, она как могла, она подвела мужа к тому, что им нужно взять ребёночка… Немного спустя знакомый врач рассказал, что сутки назад какая-то студентка отказалась от малышки, и всё быстро решилось.
Надя оформила декретный отпуск и всю себя посвятила Катюше. Да и Саша стал мягче, добрее, меньше выпивал с друзьями. Жизнь налаживалась. Но Вера снова вышла замуж, и в доме появился чужой мужчина. И кошмар с жилищной проблемой повторился. Как-то Вера зашла в комнату, где проживали Надя м семьёй и сказала, что отец оформил при жизни дарственную на жильё на неё, старшую дочь. И Надя поняла, что им здесь места нет.
Уехать! Убежать! Далеко от всех, от всего! Обратилась с просьбой к своей преподавательнице по техникуму, с которой держала связь и после учёбы. Та дала адрес своей сокурсницы в «Хабаровскстройтрест». - Конечно, это не торговля, но ты справишься. Главное, ты знаешь, чего хочешь, - сказала она. Так они со всей семьёй оказались в небольшом посёлке Хурмули. Работа с людьми, интересная, захватывающая. Саша устроился в бригаду строителем, Катюшу водили в детский садик. Ну и что, что щитосборный дом. Ни воды, ни тёплого туалета, а зимой дверь примерзала к порогу. Зато, не зависели ни от кого и не должны никому.
Прошли годы, всё обустроилось. Всё обустроилось – и работа, и быт. Она – главный бухгалтер крупного стройуправления. Дочь пошла в школу.. Были в жизни и радости, и разочарования. Всего поровну. И не беда, что мужа не устраивала ни одна работа….
Предложение - переехать жить и трудиться на Сахалин. Посоветовались дома и решили: нельзя упускать этот шанс! Опять сборы, переезд, и вот – просторы! Пугающие! От того ещё более влекущие! Всё складывалось как нельзя лучше. Трёхкомнатная квартира со всеми удобствами, школа через дорогу, работа- пять минут ходьбы. А первая зарплата – захватило дух1 На прежнем месте нужно было полгода трудиться за такую. И растерянность – куда же тратить такие деньжищи – обстановка, продукты… и ещё оставалось. И Надя отправляла все оставшиеся деньги сестре в Кемерово, которая к тому времени в очередной раз развелась, а племянница Маришка поступила в горный институт . С каждой зарплаты – красивые импортные вещи (такие на материке не купишь), золото себе, Катюше, а остатки денежных средств – сестре и племяннице. Саша был рядом всегда, но как-то поблек и был незаметен среди этого благополучия. Нет, она ни на минуту о нём не забывала, заботилась. А он беспричинно злился, и как-то даже заявил, что при таком достатке ему нет необходимости работать. Уволился и ушёл в загул. Она в суете дней не придала этому значения, но однажды обнаружила, что пропали некоторые золотые украшения. Прямо спросила его за ужином. И тут случилось самое страшное: он сказал ей, что уходит к другой женщине, с которой уже встречается больше года, а золото взял в счёт компенсации за то, что живёт с дуррой, терпит её бесплодность и чужого прикормыша-ребёнка. Казалось, рухнули небеса, и нет спасения. Саша ушёл, забрав всё что счёл своим, а Катюша враз замкнулась в себе. Было такое ощущение, что Надя бежала, знала куда, но столкнулась со стеной, огромной, непреодолимой.
Город, хоть и небольшой, но такие люди, как Надежда Корина на виду, и, конечно же, весть об уходе Саши быстро разнеслась вокруг. Женщины её жалели (как тогда, когда умерла мама), а мужчины были солидарны с Сашей, («такой мужик интересный, а живёт с «синим чулком»). Саша не стеснялся бывшей жены, приходил в управление встречать новую супружницу, целовал на проходной, брал сумки из её рук и вместе шли к автобусной остановке. Сначала всё это приносило душевную боль, но потом как-то чувство утраты притупилось и стало легче дышать. Сослуживицы из её отдела советовали в корне изменить свой имидж, (слава богу, и обуть, и одеть было что). Да только ведь за внешним шиком печаль в газах не спрячешь. Она отмахивалась от женщин отдела, пока ей об этом же не сказала Катя. Приёмная дочь потихоньку сердечком оттаяла, лишних вопросов не задавала. К маме стала относиться осторожно, с заботой, как к какой-то больной. Она уговорила Надежду сменить роговые очки на линзы, кардинально изменить причёску. Пришлось уступит просьбам дочери. С непривычки от линз уставали глаза, и дома она одевала очки. Стрижку ей сделали короткую, от чего казалось, что голова всё время мёрзнет. Джинсы надевать она категорически отказалась и по-прежнему ходила на работу в юбках, (хотя в гардеробе всё было забито – и костюмами, и брюками).
Перемену в ней сотрудники заметили, но дальше этого не пошло. Часто она бывала во Владивостоке в командировках, и коллектив в душе всё надеялся – может там их главный бухгалтер встретит свою судьбу. Но шло время, менялось руководство, рождались дети, у других, а ничего в её собственной судьбе не менялось. Повзрослевшая Катюша встречалась с мальчиками. Вечерами Надя тревожилась, ждала её дома. Праздники, будни – всё было серым, беспросветным.
Как-то вечером, в пятницу, сотрудница пришла пригласить Надю на день рождения мужа (он ходил вторым помощником сухогруза на море), только что вернулся из рейса. Надя, как всегда, отказывалась, но дочь настояла и за маму ответила за неё, что та обязательно придёт. Катюшка сделала её вечерний макияж, примерила красивое платье и, удовлетворённо чмокнув её в щёчку, убежала на дискотеку. После её ухода Надя умылась, надела халат, нацепила очки, взяла книгу и залезла под плед на диван. Через час её уединение нарушил звонок в дверь. Пришла сотрудница именинника и, не слушая её объяснений, всё-таки, дождалась, когда Надя наденет юбку с кофтой, за руку её потащила к себе. Благо, жили почти рядом.
Гости сидели за столом, веселье было в разгаре. Появление Нади все встретили бурно. Здесь были знакомые семейные пары и несколько незамужних женщин из управления, где работала Надя. Уступая их просьбам, она выпила рюмочку «Амаретто» за здравие именинника. Все с интересом слушали рассказы героя праздничного ужина о загранице, и Надя пересела в кресло, включила торшер, взяв со столика журнал…
Резкий звонок в дверь оживил сидящих людей за столом. Хозяйка пошла встречать очередных гостей. Радостные возгласы заставили всех обернуться на вход в комнату. Надя тоже посмотрела поверх очков на вошедшего человека, и сердце ёкнуло. В дверном проёме стоял мужчина, как будто бы сошедший с глянцевых обложек импортного журнала, рекламирующих круизы. Он был загорелым, в белом летнем костюме, с голубыми смеющимися глазами. Его волосы казались перламутровыми от света хрустальной люстры. Но главное, у него были усы, чуть светлее волос, аккуратно подстриженные над верхней губой и подковкой спускающиеся к подбородку. А губы – яркие и зовущие, не скрывающие белые крепкие зубы. Хотелось зажмурить глаза, настолько нереальным было увиденное. Именинник обнял его со словами: - Иван, ты как здесь? – и потащил его за стол.И женщины, раскрасневшиеся от выпитого, а также, смущения, принялись наперебой его угощать. Старались вовсю, подавая тарелочки с закусками, сверкая при этом бриллиантами колец на пальцах. И праздник вышел на новый виток. Ивана засыпали вопросами, он охотно отвечал. Надя, как это ни странно, слышала только тон его мягкого бархатного голоса, не вникая в слова. И как будто никого не было вокруг. Включили музыку, и начались танцы. Было самое время ей уйти, но танцующие перекрывали ей выход. Заиграло танго. Надя убрала журнал, как вдруг увидела Ивана. Он стоял перед ней и протягивал руку, приглашая на танец. В его сильных руках она почувствовала себя девчонкой, той, десятилетней, когда осталась без мамы. Было как-то тепло и надёжно, что совсем не хотелось, чтобы музыка заканчивалась. Но всему бывает конец. Окончилась и эта сказка. Надя, поблагодарив хозяев, вышла из квартиры, задерживать её никто не стал…
На улице её догнал Иван, предложив проводить. Она впервые пожалела, что до дома всего одна автобусная остановка. Они прошли медленно, всё разговаривали и смеялись. Ей с ним было так легко и просто, что сейчас бы никто не узнал в «синем чулке» строгого начальника отдела. Иван в воскресенье уходил в рейс, (он ходил механиком на торговом судне), но ведь сегодня только пятница, а значит есть ещё два дня счастья. Эти дни пролетели как один миг. Они сняли номер в гостинице, и ради этих часов стоило жить! Она впервые себя почувствовала женщиной. Она любила, за все годы, прожитого без этого великолепного ощущения. В воскресенье, вечером, он уехал, обещая ей звонить по возможности. Сотрудники не узнавали Надю: она улыбалась, глаза её искрились, на смену серым нарядам пришли яркие, прическа легкомысленная, босоножки на высоком каблуке. И все увидели, как красива может быть счастливая женщина.
Катюшке было радостно и вместе с тем, тревожно за маму. Кто же этот мужчина, не обидит ли он её? И Иван дал о себе знать. Сначала он звонил ей из портов, куда заходило судно, а потом приехал на три дня. А когда они стояли на рейде, Надя сама к нему прибежала на корабль и осталась там на сутки. Это была любовь, о которой судачило всё пароходство. Иван был женат. На материке у него была семья – двое сыновей пятнадцати и восемнадцати лет. Но Надя его ни о чём не просила, ни в чём не упрекала. Они оба жили каждой минутой своего счастья.
Сердобольные знакомые просили её быть благоразумнее, но, похоже, эти советы она не слышала. А через полгода после их первой близости, она узнала, что беременна. Нет! Это невероятно! Ведь доктора были категоричны – бесплодна! Выходит, ошиблись? За такую «ошибку» хотелось всех расцеловать! Ну и пусть им не суждено быть вместе с Иваном, зато в ней есть частичка его! Возвращения из очередного рейса Надя ждала с особым трепетом. Узнав, что у них будет ребёнок, Иван заявил, что уходит со службы, забирает Надю и Катюшу, и они уезжают к его родителям в Краснодарский край. На развод с прежней супругой он подаст оттуда, своих сыновей будет поддерживать материально.
Их маленькое дитя любви должно расти в полной семье и гармонии. Смятение охватило её душу: как же всё бросить и ехать куда-то? Но Иван дал ей на обдумывание всего неделю срока. Собирались спешно, уходил последний пароход. Поднимаясь по траппу на палубу, она оглянулась на вечерний город. Прощай, Сахалин! Прощай остров моих моих удач, разочарований, встреч и разлук. Здравствуй, незнакомое, неведомое, но будем надеяться, счастливое!