Два письма из позапрошлого века
Письмо подруге в деревню
Тринадцатый день октября, пополудни
четыре часа, вторник, Санкт-Петербург.
Bonjour, дорогая! Грустны наши будни,
погоды плохие, унынье вокруг.
Дожди зарядили и всё остальное,
мой ангел, не лучше в столице у нас.
Серёжа уехал в свой полк в Бологое,
Андрюша и Миша служить на Кавказ.
Война! Ты же знаешь: чечены, черкесы
какой уже год не дают нам житья.
В театре Островского ставятся пьесы,
но их, к сожаленью не видела я.
Читаю Тургенева – пишет отменно,
Некрасов хорош и, конечно, Толстой.
Ещё Достоевский, прочти непременно
хотя он писатель совсем не простой.
Ты помнишь Надин? Не поверишь – чахотка!
А как весела, краснощёка была,
какая улыбка, какая походка!
Как жаль, что судьба оказалась к ней зла.
Что ты? Как в деревне? Здоровы ли дети?
Как муж – подобрел или также суров
во гневе? Как радости мало на свете,
снежком бы порадовал, что ли, Покров.
Ты пишешь, что нынче рояль твой расстроен.
А летом, когда я гостила у вас,
был чуден в твоём исполненье Бетховен -
я помню в какой приходила экстаз.
А я всё кропаю ночами, как раньше,
рифмую слова, а зачем не пойму.
Скажи мне, к чему отставной генеральше
устраивать горе уму своему?
Прости, дорогая! Позвали обедать,
не знаю, когда дописать я смогу.
Что с нами случится – не можем мы ведать.
Взглянула в окно, а все крыши в снегу.
Ответ на письмо из Санкт-Петербурга
Отрадное. Пятое марта, среда,
семь вечера.
Здравствуй, ma chere, и прости
за то, что ответы пишу не всегда
на письма твои. Знаю, что не в чести
манеры такие, но право теперь,
не в лучшей я форме, мой ангел, поверь.
Со святок такая напала хандра,
что Божий мне свет становился не мил,
когда выла вьюга всю ночь до утра,
а днём выйти из́ дому не было сил.
Угар от печей, ламп удушливый чад,
казалось, навеки с зимой обручат.
Полгода молчал мой рояль, как немой
и вот, наконец, он настроен опять,
и я становлюсь понемногу собой
от вновь обретённого счастья - играть.
Так радует пальцев по клавишам бег,
что тает унынье, как мартовский снег.
От всех неразрезанных книжных страниц
неловко становится, душенька, мне.
Когда столько лет вдалеке от столиц
живёшь в первозданной, глухой тишине
уходишь в себя – в свои грёзы и бред
и тягостен мира чужого портрет.
Но рано пришла, слава богу, весна:
набухшие почки ракит веселят
и неба прозрачная голубизна,
и чёрных проталин в полях вензеля.
Хотя, по ночам ещё крепкий мороз,
однако всё меньше резонов для слёз.
На Троицу жду тебя в гости, мой друг,
ты знаешь – покои мои не тесны.
Беседами скрасим мы летний досуг,
доверим друг другу и думы, и сны.
Прощай, дорогая, уж ночь на дворе -
вся в лунном, летящем с небес, серебре.
