Смерти нет. Есть только ты и Плещеево озеро (Маршрут "Переславль-Залесский - Елизарово")
"...У времени коготки острые,
Глазки серые, как купола в
Елизарово.
Над одинокостью осеннего острова
Рыжее носится, плещется зарево
Плещеевское, Залесское…
В гостинице занавеска
Пропустит лучи восходящего солнца –
Когда я уйду, забрав кольца,
Блокнот и куртку,
Замерев на минутку,
Чтобы запомнить ночь под звездами Переславля.."
26-28 сент.2020
Смерти нет.
Есть только Ты и Плещеево озеро.
Билетов обратно в Москву тоже нет. Поэтому, остаюсь на несколько дней. Слава Богу. Не ожидала, что так повернётся, но рада. Много лет я не ночевала в древних городах. Все поездки – одним днём, бегом, с экскурсиями ли, сама ли – темп один.
Надоело.
Нынче плюнула на всё и всех, кто мне мешает.
Остаюсь. Я хочу услышать город. Хочу понять, как он дышит. Один день? Нет, нет, нет. Никогда. Никогда я не соглашусь на Переславль за один день...
Сегодня у меня право. Десять лет назад – поездка в Переславль-Залесский с папой, стала самой лучшей и самой светлой в те годы, когда мы учились жить вдвоём. Без мамы. А теперь – день его рождения. В этом сентябре папе исполнилось бы шестьдесят.
Я хочу вспомнить.
Да.
Есть ещё один человек, чьё имя я до сих пор называю с трудом.
Папа усмехнётся.
«Оголтелая» - скажет.
- Пааап!
- Ладно, ладно.
Но в любое другое время, эта поездка не вышла бы такой безразмерной. Видимо, так надо именно сейчас, когда научилась слышать время. Именно теперь.
С самого начала складывается удачно. Легла поздно, боялась проспать, автобус в несусветную рань. Утром чуть не проспала, но кто-то словно хлопнул по спине, будто сдёрнул одеяло. Мужа дома не было – я одна. Открываю глаза, ничего не могу понять. Поднимаю взгляд на часы. Будильник прозвенит через минуту.
Всё складно. Пространство последнее время похоже на масло, в которое я постоянно опускаю горячий нож. Иногда пространство бьёт, но иногда позволяет себя побеждать. Смотря, в каком оно настроении.
Переславль…
Ласковый. Осенний. Звенящий.
Как долго я до тебя добиралась! А теперь столько поводов.
Приехав, беру гостиницу, меняю билет.
Первый раз за очень долгое время никуда не надо торопиться. Странное чувство блаженства и лёгкости. Беспечности. Очень сложно объяснить это людям, которые могут распоряжаться сами собой. В таких случаях даже немножко завидую одиноким. Счастливые. Перед вами – сто дорог.
Сегодня можно двигаться не спеша, плавно, замирая перед каждым деревянным одноэтажным домом с наличниками, заходя в каждую церковь или каждый музей - на выбор! А можно сидеть на веранде открытого кафе, взяв чашку кофе или на городских валах.
И не украдкой, стыдливо урывая время и возможности, а гордо – нынче день рождение папы. И я хочу пройти по нашим с ним следам – не прошу и не требую разрешения. Просто беру то, что мне причитается и плевать на чьё-то мнение или неудобства. Мне вообще на всё и всех становится плевать, когда речь идёт о моих родителях.
Если хотите сойти с ума, если хочется, чтобы "грудная клетка не выдержала" – езжайте в Переславль. Вы сойдёте с ума от цвета и звуков, от узорчатых линий и архитектурной сказочной бахромы.
Здесь – нет времени. Здесь, между вывесок «Билайн», «DNS» и «Шоколадница», безвременье беспощадно смотрит на тебя, кидая под ноги камешки и давая понять, что сомнёт все эти бумажки за одну секунду. Покроет ржавчиной, украсит мхом или гнилью, пустит по ветру. Раздавит мощью и тяжестью вековых монастырей, которые пережили всё. И всех нас переживут. Все вывески «Билайн»…
Увидевший Переславль-Залесский «от» и «до» видел безвременье, прошёл через пограничное состояние.
Я встречала закат на городских валах... Когда солнце, оставив на небе несколько полос, поджигало золотые купола изящного и горделивого, осознающего свою красоту, женского Никольского монастыря, а после, скатилось за реку Трубеж.
Я видела ночной Переславль. Когда зелёные чешуйчатые купола церкви Александра Невского, превратились в острые карточные пики и проткнули чёрное небо. Из разреза посыпались звёзды, огибая фасадное изображение Богородицы.
Я видела луну над самым мрачным монастырём. Даниловским. Единственный монастырь, в истории которого вспыхивают огоньки мистики. Построенный крёстным отцом Ивана Грозного на месте захоронения не отпетых путников, безымянных и нищих, он издавна был огибаем по вечерам местными жителями....
Именно здесь, луна – жёлтая, с едва заметным красноватым оттенком застыла над шпилем Всехсвятского храма.
После женских монастырей – мужской. Тяжелая, суровая энергия. Плотная. Первый раз в жизни, попала на окончание службы, чтобы увидеть, как догорают две последние свечи. Гул собственных шагов. Эхо.
А из углов храма, равнодушно и неизбежно выползает гоголевский русский сумрак, поглощающий лик иконы, перед которой догорали свечи.
Это нельзя увидеть в Елоховском соборе, в центре Москвы. Эхо голосов, дочитывающих молитвы - словно продолжение шума шагов именитого крестника основателя монастыря.
Мрак очень чётко, полукругом огибает лик. Темнота – живая, дышащая. Кажется, там, в этой темноте, кто-то лежит, крестив руки. С бескровными, плотно сжатыми губами и светлым локоном волос, припечатанным к остывшему лбу. Завтра этот кто-то, будет отпетый. Или нет. Как прикажет Иоанн, что молчит в том же мраке перед мощами Святого Даниила.
Я видела рассвет на Плещеевом озере. Огромная синь. Объемная синь. Похожая на блестящий азурит. Синь, которая помнит всё и всех. И мальчика, рожденного в Залесском и его покровителя святого Феодора и нас с папой. Когда мы, веселые и хохочущие, вылезали из машины, чтобы добежать босиком до Синего Камня.
Но…
Сегодня только двадцать шестое сентября. А значит, можно уделить время не папиным маршрутам.
День первый. Монастыри. Все разные. У каждого своя энергия, свой лик.
День второй. Елизарово.
Сумасшествие нужно выгуливать. Холить, лелеять, баловать. Зачем? Чтобы научиться слышать время и пространство. Хочу тебя знать. Хочу тебя слышать. Всегда.
Три болевые точки, связывающие мои лёгкие с древней Русью: родители, Донбасс и ты. Умерший пять веков назад, чей голос случайно был выхвачен моим жалким стихотворным слухом, посреди сонма вселенских голосов.
Елизарово – бывшие владения Басмановых-Плещеевых. Ещё остались люди, которым я не рассказала эту историю?
Здесь находится уникальная церковь Никиты Мученика, одна из старейших построек Переславского района. Шатровый храм, выполненный по проекту талантливого воеводы Алексея Даниловича Басманова.
Это - памятник его соратникам-воинам, павшим в сражениях под Казанью. Считается, что вкладная грамота, врученная Басмановым церкви – единственный сохранившейся документ шестнадцатого века, где воевода поминает (просит поминать) своих воинов, павших в сражении. Других аналогичных документов до нас не дошло. А может и не все поминали? Как я уже говорила, воевода Басманов, явно был очень умным человеком, понимающим цену некоторым вещам.Недавно, человек, занимающийся изучением истории профессионально, подтвердил мои эмоциональные догадки, назвав это показателем "щедрости и благородства".
Все складывается удачно – добраться сложно, но мне везёт. Правда, связываясь с автобусом, придётся жертвовать осмотром части Переславля. Не хочу. Жертвую деньгами, еду на такси. Времени экономится море.
Ели-зарово. Зарево. Огонь. Елизарово нынче действительно горит. Только здесь можно понять то, о чём догадывался ранее. Дорога изгибается – узкая, лесная. По обеим сторонам – пламя. Золото. Золото сыпется, осыпается, умывая наши лица сквозь стекло. Разлетается в разные стороны, словно перья жар-птицы, что раздувает ветер. Расступается, открывая огнегривые поля и подёрнутые голубой дымкой озёра. Знаменитая рязанщина – великие есенинские места – сама скромность по сравнению с тем огнём, который вздыбил языки пламени по двум сторонам дороги на Елизарово…
Таксист рассказывает про проблемы отсутствия железнодорожной станции, а я молчу, не в состоянии вымолвить ни слова. Слов нет и даже эмоций нет. Одно погружение. Вытягиваю ладони – хохочущий развесёлый и кокетливый Переславль-Залесский, вытрясает из своих карманов и сундуков самое лучшее, что у него было и есть.
- Бери ещё! Это для других ты странная, а для меня – нет. Помнишь, как я плескал тебе водой на голые ноги и мирил вас с отцом? Помнишь? Я – помню. Это я – Переславль-журавль! Бери мои тайны, бери мои подарки. Хочешь, расскажу, что знаю? А хочешь, покажу?
Мальчик мой, мальчик-опричник, всего лишь русский воин, с металлическими, серыми, серебряными глазами… Глазами цвета битв, на которые ты не попал. Оболганный русский мальчик...Аленький цветочек под слоем сажи. Ну, а кого еще могла родить эта земля?
Не «чёрного же ворона Федьку», потаковника и отцеубийцу. Да, своенравного, да, капризного, знающего себе цену. Еще бы и не знать, крестнику города Переславля!
Порочного по-русски – то есть непорочного до боли.
Колдуна? Да. Если речь идёт о силище корневой, о связи и с языческой Мокошью и с христианской Богородицей одновременно. Если речь об огне, воде, земле и воздухе.
Гениальный режиссёр и тот, подошёл вплотную, но в озеро не заглянул и звон Переславля слушать не стал.
А земля-то какая! .. Земля светлая до боли, крепкая, сильная, кольчужная, чистая, щедрая...! Раздает и силу и свет и энергию - бери, сколько влезет! Я еще первый раз это заметила... Когда в тот самый сложный жизненный период, приехали мы с папой враждую... А нас - мирить, нас заваливать подарками. Щедрый, щедрый Переславль....
Какие сила и чистота тебе дадены русским древним озером, похожим на синий азурит! Ломаный-переломанный, крученый-перекрученный. Сколько же в тебе, пропало. Озёрный, ты мой. С одного озера начинался, в другое – ушёл…
Церковь вырастает внезапно, у самой обочины, когда огненный каскад леса отступает волнами в две стороны. Видно издали. Белая, острая и идеально прямая как стрела. Вот такая стрела, пронзившая мне сердце раскатистым «фе-о-о-о». Я теперь знаю, как выглядит эта стрела. Острая, как опричный нож. Только светлая.
- Сюда?
- Сюда.
- Она закрыта…
- Я знаю. Мне…так – уклончиво.
Таксист уезжает, остаюсь одна. Посреди дороги и посреди села. Ни души. Не знаю, как буду потом выбираться.
Осенняя тишина потрескивает – сухостью, соломой, солнцем, костром, гравием у дороги. Хотя село живёт обычной жизнью. Дома меняются, люди, а небо всё то же, что и пять столетий назад. Да и земля та же… Всё, что в неё ушло – от крови и костей до слёз – всё в ней так и осталось.
И осеннее золото также стекает сверху…
Солнце растопило георгины и последние флоксы. Сбило лепестки с бархоток. Пахнет дымом от костров. Типичная осень. Богородица-сентябрина.
Колокольня, странная (явный классицизм, с колоннами и абсолютной упорядоченностью, чёткость, торжественной строгостью) улетает в небо. На храме - выступают три апсиды.
Не смотря на обшарпанность и заброшенность – всё светлое, щемяще-белое. Такие колокольни с таким светом в твоих смеющихся глазах- воспоминанием о славной обороне Рязани, битве при Полоцке…Такие белые колокольни лишь мельком показал гений. Такие белые колокольни в твоих глазах, мало кому интересны. Интереснее чёрное. Интереснее запретные тайны, поэтому они покрываются влажной, сумеречной дымкой…
На меня смотрит яркий, свежий, явно отреставрированный лик святого Никиты с мечом. У подножия – букет свежих цветов. Кто-то совсем недавно принёс.
Под ногами хрустит сухая трава.
Поднимаю взгляд – между кокошниками растут молодые деревца, пытаясь показать свою силу. На самом деле – это жизнь показывает силу над смертью, но при этом, уступая в силе господину Времени.
Над колокольней, на фоне нежнейшего голубого неба - кружат чёрные птицы. Когда садятся, в абсолютной тишине слышен металлический цокот. Бряцают листы под коготками. Птицы на колокольнях – всегда печально. Птицы на колокольнях – это объемная Русь, как есть.
Если не считать птиц, то небо – без единого пятнышка, хотя и с белыми облачными волокнами, беспомощно разбросанными. Точно разорванные нитки из клубка, с которым поиграл котёнок.
Дергаю двери с надеждой. Хотя, всё одно понятно уже, что чуда не произойдёт – храм закрыт.
Но… Двери открываются.
Затем – ещё одни.
Только на самых внутренних висит цепочка, которая, тем не менее, позволяет раскрыться дверям настолько, чтобы заглянуть в храм и увидеть, что там внутри.
Тревожно. Несколько икон и высохший букет осеннего астера в вазе. В помещении довольно светло. Сквозь окна проникает солнце, повторяющее узоры решеток, падает на пол, присыпанный строительной пылью, на красную ткань, где золотится икона. Видно, что реставрационные работы идут. Хотя и медленно.
Отхожу от церкви. Смотрю на птиц. Кроме них здесь никого нет.
Трава за спиной отчётливо затрещала. Словно кто-то подходит сзади. Вздрагиваю – сейчас добрые дяди-строители настучат по голове, за то, что залезла туда, где заперто. Точнее, наоборот – не заперто, но для таких как я, умных, одного замка мало. Я сегодня ничего не боюсь, но всё-таки не охота тратить нервы и портить настроение объяснениями.
Оборачиваюсь резко и даже удивляюсь, настолько ясно слышала шаги.
Никого нет.
А, ну добре.
От души отлегло.
Я – то испугалась.
Думала – живые.
Засыпай меня золотом!
Оглуши меня тишиной.
Это ведь я, сама…
Приглашала тебя с собой в путь, накануне отъезда…
День третий. Плещеево озеро. Смерти нет.
В пять утра сдаю ключи от гостиницы сонному и удивлённому охраннику. Сегодня у меня особенный день. Я встречаю рассвет на Плещеевом озере. По пути не забываю свернуть и посмотреть на полюбившейся мне Даниловский.
Утром он такой же таинственный. Но это не мрачность…Нет. Просто стоит на самом краю времени. Пограничный. Между этим миром и тем.
Бегу дальше.
Добираюсь почти… За спиной остаётся сонный Переславль и Никитский монастырь, куда Иван Грозный приезжал на Богомолье. Дорога ухает вниз. В какой-то момент рыжие и бордовые деревья расступаются, и появляется она...
ДУША Переславля-Залесского.
Древнее озеро, которое помнит нас всех.
Утренний звон – короткий, с промежутками разносится над водой, сталкивается с волнами. То рассыпается, то сплетается, то ложится поверх, как ладонь на ладонь.
Я просто сижу на берегу. Песок – белый. На песке рассыпаны ракушки.
Когда смотришь на озеро – начинает щемить в груди.
Чувствуешь его силу. Как и Время, эта сила проходит сквозь тебя, способная разорвать. Но здесь, в Переславле, добром городе, никто тебе зла не пожелает. Сила – вечная, сила исконная, сила корневая. Сила добрая, как и город. Не разорвет. Если слабый – просто отступит, не будет мучать. Если сильный – помучает для пользы. Чтобы больше узнал, больше сумел, большему научился. И ты выдержишь, хоть голова будет кружиться.
Переславль - улыбчивый, румяный, нарядный, гремящий браслетами, сверкающий кольцами... Хвастун-красавчик, знающий себе цену. Кого-то он мне напоминает. Он такой как ты. Или ты, такой как Переславль-журавль?
Переславль – Залесский – город – русский мальчик, стройный и гибкий, как ива. Переливчатый, как осина. Сам в красно-золотом сафьяне, румянец – на все щеки. То в венке из полевых цветов, то снег на ресницах «в пол перста». Локоны вразлёт, носок сапожка выставляет, руки в боки, дурачится – зубки острые, губы поцелуйные.
Глаза – озёра. Глаза – разные. Один – смешливый, полный синевы языческого времени, где Синь-камень был живым и за него еще не брали «50 рублей за вход» и не ставили палатки вокруг. Там – Мокошь, Змара, Лада. Там – Велес «покровитель поэтов», колдунов и проводник в иной мир душ.
Другой глаз – мученичество. Это озеро слёз Богородицы. Распятие. Смерть в монастырских тюрьмах, холод от прикосновения лбом к каменному полу, низложение и низвержение лучших детей страны.
Как он похож на тебя. Ты это и есть Переславль. С его древними монастырями, озером и огненным Елизарово.
Совсем не эйзенштейновский, совсем не толстовский. И еще даже не опричный. Не иванов, не слободской, не александровский, хотя злой и хмурый Александров совсем рядышком. Но он пока далеко. Александров сжирает и сейчас. Слобода и нынче вытягивает души, поверишь?
Сижу и смотрю на озеро. Оно помнит и хранит всё и всех. И мальчика, что родился пять веков назад. И нас с папой. Оно помнит, как я в красном платье бегала по берегу, мочила ноги и брызгалась. Чьё имя я тогда выводила на песке?
Закрываю глаза и слушаю, как плещутся волны.
Мне хочется услышать в этом звуке голоса всех своих мёртвых.
Мертвых?
Смерти нет.
Есть ты и Плещеево озеро.
Перед отъездом отдыхаю на территории Даниловского монастыря. Самый скромный, самый мрачный, самый тяжелый по энергетике. Любый.
Вороны с грохотом атакуют звонницу. Погода за пару часов до отъезда начала меняться волшебным образом на глазах. Солнце ушло, небо заволокло серыми тучами. Данилов монастырь находится на отшибе, на возвышении – отсюда хорошо видно, как городом завладела непогода, накатила, точно волна Плещеева озера.
Словно эти три дня мне подарили. А сейчас всё – срок вышел.
Вороны дерут глотки. От их криков не по себе. Думается о том, что сегодня – ты любимец и любящий. Фаворит и избранный. Живой, румяный, порочный, жаркий. А завтра, среди безымянных прочих…Сомкнутые бескровные синеватые губы и скрещенные руки на разодранной груди. Над тобой – вороны. Которые и через сто лет будут атаковать звонницу монастыря, что основал на могилах не отпетых путников, крёстный Ивана Грозного…
Закрываю глаза и вижу тонкую ивовую фигуру, спрыгивающую с коня. В чёрном, опричном, ловко, с удалью, весь - серебристая ива, весь - фреска, самый обычный русый локон у непробитого виска... С важным поручением. Смех ребячий.
Услышав бряцание конских копыт, испуганно открываю глаза, озираюсь.
Ничего похожего…Ветер. Тишина. Пустота. Тёмные, нависающие тучи над Всехсвятским запертым храмом.
Я встаю и ухожу.
Не оборачиваясь.
Единственная тайна, которую я не возьму у тебя, Переславль.
Пусть она остаётся у твоих ног, как монетка, брошенная для того, чтобы вернуться снова.
Да и какая, в сущности, разница, показалось мне или нет?
Ведь, смерти нет.
Есть я,
Мои живые
и Плещеево озеро, которое когда-нибудь расскажет кому-нибудь о нас, как рассказало мне о тебе.
