Давились изумрудами следы
И зима, и тополя
И земля
Я смотрю на закат
Рядом падает чужой взгляд
Все листья опадают
Все года уплывают
Будет долгой разлука дней
Если её не назвать вечной
И молчание моё угаснет
И слова выберут путь летописи
Свет настольной лампы настолько беспечен
Насколько не перегорят нити вольфрамовых созвучий
А с вершины песнопений не сорвётся лучик
Мы движемся остановками
Наши тела разобраны
В каждом кармане по заплате на кусок кожи
Истребители неистребляемого соберут кости наощупь
Лишь последняя птица назовётся совой
Моргнёт прошлым
Отвернётся клювом
Заплачет крыльями в полёте
Меня кусали древние письмена,
свисающими вниз головой
От самой первой строчки, до рваной диафрагмы
Меня волновали границы времён
Между светом и тьмой,
между прописью печатных согласных
Не согласных стать частью чернил
Молчанием ограничить движение
Упавших
И моль взмахнёт крыльями бешенной самки
И уйдёт на взлёт дым
Ты щупаешь пространство сканером
Словно целую жизнь
В собственных телах тесно
А за чертой рассудок теряет мысль
Опускается занавес превосходства
Отражает крыс
Я здесь не ровняю
Я здесь не ровняюсь
От самой низкой ступени не поднимаюсь
У травы легко дышится
Вверху злоба
Там роют ямы, там улыбки достигли строгого тона
А зима близко
И белый снег станет падать на плечи
Нести его на себе не в тягость
Даже ощущая старость
Может коснётся лица загар молодости
Что сошёл бродить с первым лучом заката
А нет,
так не расстроюсь
И с бледным лицом зеркала отражением в себя впускают
