Стрелы Робин Гуда
Конечно, Люцифер – а кто еще бы
Подсунул мне тогда 7 этих стрел?
Мой одичавший дух загнал в чащобы -
У ног твоих он только присмирел.
Права мои вообще по жизни птичьи – играть, пока не лопнет тетива. Быть
хищником и вожделенной дичью, пока душа крылатая жива. Мир не исправят
выстрелы из лука. Срастутся клочья порванных тетив скорее, чем житейская
наука, внезапно все понятья извратив, поймет, что их порядки – это ересь.
Поход антикрестовый в Никуда. Но пусть для них я хоть залюциферюсь, хоть
проворуюсь – горе не беда. Кто судьи у меня? Я слезы вытру от смеха – он
мне совесть и шериф. Я вижу добродетель их как гидру. Слащавы голоса и
нрав игрив. И партизаню по лесам в борьбе с ней. Конечно, дьявол подарил 7
стрел. А тетива сопровождает песней полеты строк моих. Не о добре.
Поскольку я не воспеваю жертву, забитую копытами систем. Законом Сатаны
живет мой Шервуд, раз Божье беззаконие везде, а для души смертельна
добродетель. И потому целительны грехи.
Суди меня, родная – Бог свидетель. Мишень – душа. Не встретит там трухи
твой взгляд… Хотя, как видишь, присмирела, сползает грубоватая кора.
Я покажу тебе все эти стрелы. Эх, сколько же нанес я ими ран… Вот эта вот –
цинично-злого смеха – опаснее не сыщешь для ханжей. Кровоточит
хохочущее эхо, гноится в продырявленной душе. А эта норовит кусачим
жалом впиваться в недалекие сердца. Вот эта - в дух, чья нищета стяжала
иконописность постного лица. Где Троица святая (подбородков) - как людям
не смириться перед тем, что надобно всегда казаться кротким, свистать о
целомудрии везде.
Да, с каждым разом я стреляю метче, но гидра о лукавых головах вновь ими
обрастает, не прижечь их, не вырвать душу. В общем, дело швах.
Потоп нахлынет, мутная водица иллюзию создаст, что нам дано заставить
эту жизнь перемениться. Но лучшее опять уйдет на дно, когда пройдут все
сроки и седмицы. Всплывут грехи, достойные осин - сдаваться там, где
надобно стремиться и образу все тех же образин себя при должном случае
подобить. Спасение, наверное, в любви - не в стрелах, не в огне и не в
потопе. Ну вот порядок я восстановил – и оказалось, что мир перевернут, но в
нем все та же пакость, что тогда. И святость громких слов была притворной.
А вера зло, а дружба нечиста. Еретикам грозит аутодафе, стал шишкой в
инквизиции брат Тук. Малютка Джон – тот так себя поставил, что титулов
достойных не найду. Все тот же негатив по жизни в сумме от перемены
высших-низших мест. А я вот, очевидно, обезумев, хотя и львиность
царственная есть в душе еще - как видишь, не лже-Ричард. Быть может,
стань им, ты б была со мной всегда, но… Я б уже так не лиричил, а взгляд
мой не был для тебя сквозной.
Вот, Мэрием, держи цветки черемух… Из дебрей сердца моего – тебе.
И если это мой фатальный промах, он стоит многочисленных побед. Бывает
так, что от капитуляций тем больший и заслуженный почет. В любви не
устаем мы удивляться, тому, как кровь струится горячо, когда вдруг ни с
сего бог весть откуда – бац-бац – и в душу стрелы карих глаз. А подстрелить
такого Робин Гуда – уже охота глазок удалась.
Неважно оперенье из словечек, ведь поражает чувство-острие.
И чувствуешь, что этот человечек… Вот близок, в каждой мелочи – твое.
Так быстро… стала ты настолько близкой, что мимо даже ревность
пронеслась. Душа моя глядела василиском – и камушки посыпались из глаз. А
это тоже стоит дорогого - внезапный скуповатый камнепад из сердца
очерствевшего мужского. Негусто их, прости уж, не судьба. Я б эти
самоцветы отбирал, но… Их проблеск в душах вообще нечаст. Проблема тут
не в том, что аморально. Не суть…
Контрольный в душу?
Я сейчас...
«Люблю тебя!» И в небесах сквозная.
Кровавлю их закатом на лету.
Лечу стрелою в них с тобой и знаю:
Пока мы вместе, вниз не упаду.
