Помощник плотника

В первый же день моего приезда в деревню к родному деду, ночью на дворе поднялся сильный ветер. Начиналась настоящая гулкая июльская гроза. Прямо за околицей в скомканных грязно-серых полотнах неба яркими вспышками сверкали ярчайшие молнии, а над самой крышей дома оглушительными хлопками, от которых закладывало уши, грохотал гром. Я осторожно наблюдал над всем этим действием через приоткрытую в хату дверь. Вскоре за грозой начался проливной дождь, барабаня крупными каплями по шиферной крыше. Дед подтащил меня за рубашку подальше от двери и плотно прикрыл её своей крепкой суховатой ладонью.

- Спать ложимся, внучок, - сказал он, привстав на одно колено, заправляя мне рубаху в штанишки. Гроза продолжалась около часа, но ветер и дождь всё никак не унимались Почти до самого утра мне не спалось. Да и как тут уснуть? Я впервые оказался вдалеке от мамы, да ещё и один на один со всеми своими ночными страхами и шумной непогодицей. Одним ухом я прислушивался к небесной канонаде, а другим к жалобному скулению Трезора в своей будке рядом с крыльцом нашего дома. Мне было страшно и за нас с дедом в доме и за бедного пса на улице, которому было не дозволено переждать непогоду вместе с нами.

Деду Лёше, как и мне, по всей видимости, тоже не очень-то спалось этой ночью. Он то кряхтел, переворачиваясь на своей лежанке с боку на бок, то поднимался на локтях, поглядывая в мою сторону, пытаясь контролировать мой беспокойный сон. На тот момент деду, видимо, совсем не хотелось, чтоб я с перепугу подорвался со своей кровати и забился куда-нибудь в угол избы. Но, слава Богу, всё закончилось благополучно, и под утро мы уже сладко сопели каждый на своём месте, почти как младенцы.

Лишь наутро мы с дедом в полной мере оценили всю картину ночного происшествия. Повсюду валялись какие-то незнакомые мне вещи: обрывки мокрых газет, листва, а также сломанные ветки с деревьев. Самая большая ветка лежала почти у нашего крыльца, упав на будку нашей дворовой собаки. Там же лежали и обломки крыши жилища бедного Трезора.

Трезор, мокрый, но довольный выскочил из-под крыльца и стал бешено размахивать хвостом, пытаясь отыскать тёплую руку хозяина, тычась носом в штанину брюк дедушки. Дед невозмутимо стоял со скрещенными на груди руками в позе полководца пред сражением.

- Чего босиком выбежал? - сказал мой дед, завидев меня в дверном проёме сеней. Он недовольно насупил тёмные брови и пригрозил мне пальцем.

В его голосе я уловил нотки недовольства и озабоченности.

Я же стоял, переминаясь с ноги на ногу на прохладном досочном полу, осторожно выглядывая во двор.

- Новую будку придется делать для Трезорки...

***

После нехитрого завтрака из яичницы и варёной картохи, угрюмый дед потащил меня в сени, назначив меня же - главным помощником плотника.

- Держи, вот... - снова сказал он, доставая откуда-то из груды досок огромный деревянный ящик. Он поставил его рядом со мной, громыхнув содержимым.

В ящике похожем на скворечник с большой ручкой, со слов деда, находился почти весь нужный для нашей работы инструмент.

- Дотащишь? - спросил он, хитро прищурив оба глаза.

- Угу, - ответил я, утвердительно кивнув головой.

Сняв со стены какую-то рамку с металлическим зубастым полотном, дедушка вышел на свет двора. Я же, еле приподнимая за ручку над землёй плотницкий ящик, поволок его туда же. Хотя и сам ящик по весу был совершенно неподъемным, но я справился довольно быстро, быстро освоив технику перемещения предметов между ног.

На свету, рядом с большущим пнём, на котором дедушка всегда колол дрова, лежали уже приготовленные доски и ещё какой-то инструмент, названия которого я либо не знал, либо уже не помнил.

- Откуда на дворе сухие доски? – подумалось мне на тот момент. Не знаю почему, но мне подумалось, что лишние детские вопросы в данной ситуации только расстроят моего деда и убедительно брякнул тяжеленым ящиком у самых его ног.

Одобрительно растрепав тёплой мозолистой ладонью мои волосы на макушке, дед впервые за утро улыбнулся.

- А ты, малец, упёртый, как я погляжу, - ухмыльнулся он, - надо же... Справился!

Цапнув одной рукой мою ношу, он одним движением водрузил ящик с инструментами на колоду.

Доставая по-отдельности инструменты, дед раздавал им нехитрые имена, а затем доходчиво принялся объяснял назначение каждого.

В свои десять лет мне уже порядком надоели все городские развлечения типа телевизора с мультиками, каруселей и качелей на детской площадке в городе, поэтому сидел я рядом с колодой на стопке досточек тихо, внимательно слушая учителя.

- Вот, это самая главная помощница в столярном деле! – улыбаясь старой знакомой, сказал учитель.

Дед достал из ящика широкое зубастое полотно с ручкой, играючи согнув и разогнув его за края. Я зажмурился. Мне вдруг показалось, что пила обязательно сломается пополам, а мелкие железные зубы разлетятся в разные стороны.

- Не бойся! - заметив мою реакцию, засмеялся он, - «ножовка» достаточно гибкий и прочный инструмент! Сломать или согнуть её практически невозможно! Пила вновь запела протяжную и тихую мелодию в руках хозяина, после очередной экзекуции.

- Без неё мы ничего с тобой не построим. С её помощью мы сможем отпилить такое количество досок нужной длины, которое захотим.

- Понял? - снова обращаясь ко мне, спросил дедуля.

Я снова молча кивнул, увлеченно и с придыханием слушая деда.

Далее следовал «рубанок». Рубанком мы должны были обтесать все доски до гладкого состояния, задав им нужную ширину. Затем я познакомился с топором, которым можно, как оказалось, не только отрубить, но и заострить любую доску или палку и даже забивать гвозди. Всё вокруг мне казалось каким-то таинственно-странным и даже сказочным, поэтому осмелившись и созрев для правильных вопросов, я вспомнил про деревянную рамку, которую дедушка снял со стены сарая.

- А это что за механизм? – вспомнив научное слово, спросил я, показывая на предмет моего любопытства.

- Это? – переспросил деда Лёша, - Это «лучковая» пила! От слова «лук».

- Ух ты! – отреагировал я, - Как у индейца Чингачгука?

- Ха-ха! Почти что… - засмеялся дед, - Хоть она у нас и не бьёт стрелами, зато пилит доски, оставляя после себя очень аккуратный срез. Скоро сам всё увидишь.

***

Когда мы, наконец-то, приступили к основному делу, то в моей голове уже плотно теснились не только все названия инструментов и их назначения, но и мало-мальски первый опыт в их применении. К примеру: небольшой «стамеской» я быстро научился убирать неровности, а также делать выемки в доске для шипового крепления. При помощи «долото», нужно было выдалбливать нужные для чего-то отверстия в данных мне дедом дощечках. Самое интересное, что стукать молотком по ручке долота было совсем не страшно, поскольку на конце ручки инструмента всегда одето крепкое кольцо и не дает расколоть деревянную часть инструмента. Имелись в коллекции деда и совершенно грозные на вид инструменты, такие как: рашпиль, топор, гвоздодёр, ручная дрель и коловорот. Правда при правильном применении все они были почти ручные и даже очень необходимы и полезны. Над названием «рашпиль» я долго смеялся, поскольку видел нечто подобное в коллекции бабушки в городе, которым она тёрла себе пятки, желая избавится от огрубевшей кожи. Единственно, чем он отличался от бабушкиного «напильника» - это острыми и довольно редкими зубами по всей плоскости инструмента. В тот момент мне почему-то сразу захотелось предложить его бабуле, попросив его на время у деда, но всё же я удержался от соблазна пошутить над старым человеком.

После нескольких не совсем удачных попыток я всё же научился ровно держать загадочную и «лучковую» пилу, которая изначально напоминала довольно странное приспособление. Ещё большую радость у меня вызывал ровный и плавный ход этого инструмента, который на моё же удивление, действительно, оставлял после себя красивый почти идеальный распил.

Но больше всего, конечно же, мне понравилось забивать гвозди. Пусть и, не сразу подружившись с точностью и силой удара, впоследствии я наколотил в дом для Трезора столько гвоздей, что порядком опустошил запасы своего терпеливого учителя. Забитые мною же криво гвозди, я почти сразу научился вытаскивать не только «клещами», но даже лихо орудуя «гвоздодером». Самым несложным и приятным занятием оказалось зашкуривание почти уже готовой будки «стальной шерстью», а так же шлифовальной «шкуркой». После чего, все обработанные досточки, приятно гладили наши с дедом пальцы и ладошки.

Сам же виновник нашей суеты вокруг колоды Трезор, уже несколько часов послушно сидел на привязи у крыльца, будто понимая свою бесполезность в работе. Дедушкин питомец лишь изредка скулил, иногда напоминая о себе. Случались редкие моменты, когда он, весело подбрёхивая, принимался скакать на всех четырёх лапах, лишь стоило нам с дедом проходить мимо него либо проносить что-либо рядом.

Под самый вечер, когда новая будка была уже готова, дедушка отвязал изнывающего от нетерпения пса. Трезор радостно и бойко обследовал своё новенькое, пахнущее свежей сосной и елью жилище. Ещё одним удивлением было для меня - абсолютная самостоятельность сторожевой собаки, которая без посторонней помощи затащила в свой новый дом подстилку из старой не пережившей непогоду будки. Пёс тем самым дал нам понять, что наша работа принята.

Уже усевшись на заднем дворе на разных лавках «покурить», мы с дедом выпрямили спины и вытянули свинцом налитые ноги.

Когда собачья радость почти поутихла, пёс переключил своё внимание на меня. Трезор подбежал ко мне и стал лизать мне опухшие от ссадин и синяков пальцы, будто ощущая на себе их неприятное пощипывание и покалывание. Дед Лёша сидел напротив меня, попыхивая очередной папироской, щурясь на уходящее за горизонт солнышко и довольно улыбался. Исполнив все свои собачьи благодарности, Трезор снова умчался по своим, только ему ведомым, важным делам.

Умывшись в бочке, я быстро справился со своей порцией ужина в избе, тут же поспешил прилипнуть лбом к оконному стеклу, любуясь результатом нашей совместной с дедом работы. Рядом с новенькой будкой, в куче оставленной нами стружки, резвился неугомонный дедушкин сторожевой пёс.