Гимн Пану
Изгиб поэм лозой хмельной питаем, влагой неземной
из чаш менад, взалкавшей слог Орфея юного, строкой,
что спит кифарой меж холмов,
обретши здесь покой.
Сосуд любви на ложе сна, что кубком сладкого вина
растопит дух!.. Так в очаге рождает искра свет огня,
и хмель поэм, и страсть менад
воспламенят меня.
От зрелых лоз бегут в ночи амброзией вина ручьи,
целуя гибкий стан!.. Здесь девы, уст коралл смочив,
среди цветов по шелку трав
вновь отданы любви.
Седым Бореем побелён, природой буйной наделён,
что страстью рождена! Поёт ветрами, вновь пленён
невинным взором девы той,
чья красота, как стон.
Рекою льётся страсти кровь, вскипая в чашах вновь!
И вновь Силен хмельной нахмурит бровь
и заворчит проказам тем,
что породит любовь.
Хмель – вот поэзии приют! Нас под луною нимфы ждут
в корнях лозы! Туда спешим... где гимны звучные поют,
где страсть разлита меж холмов –
менады в ней живут!
Веди к нему нас, буйный Пан, тропою, что познал ты сам,
В сады веселья и любви! О, утоли ты жажду нам,
О Пан, великий дух лесов,
О-Пан, О-йоу Пан.
William-Adolphe Bouguereau (1825-1905). The Dance, 1856.
