Мои забытые сказания. В оккупации
В оккупации
Посвящается моей бабушке,
Дедушкиной Агрипине Дементьевне
Война катилась на Восток,
В броню её одеты колесницы,
А там пылает невиданный цветок,
И не угасают страшные зарницы.
Чадит, растерзана земля,
Вся в ранах кровью истекает,
Деревья чёрны до комля,
И ужас смерти над ней летает.
Коварен враг и очень уж силён,
У него уже Европа за плечами,
И н умолкает Крупа автомат…
В детей строчит фашист-солдат:
- Забитая и дикая страна,
Моих желаний наваждение,
Ты мне на растерзание дана,
И Рай получишь в награждение…
- Фашист, ты многого не знаешь,
И твой чужд гортанный разговор,
Язык напрасно ты ломаешь.
Ты бандит, грабитель, вор.
Пусть наша армия раздета,
И одна винтовка на троих,
И во что попало вся обута,
Но как забыть нам их родных.
Воды целебной вы испейте
И встаньте под знаменем Христа.
И молим Бога, только уцелейте,
И к ним, Христос, сойди с креста.
Нам трудно вас дождаться,
Ведь голод – очень сильный враг,
И где бы терпения набраться,
Нам пусть поможет в этом Бог…
А вот и Брянские леса,
Тут силы копится немало,
Незанятая немцем полоса,
Что строй врага сломала.
Встречайте, к вам пришла Европа,
И у крестьян от смеха челюсти свело:
- Европа, ты Европа: опа, опа!
- И везде, как ни крути, ты попа…
Здесь румыны, чехи и словаки
И венгров гортанный разговор,
Они все славные, лихие забияки,
Но фашистов сильнее приговор…
И слушали напевы итальянцев
Про родину далёкую свою,
Но тут не любят чужестранцев,
Которые забыли мать родную…
И там старушка ждёт солдата,
Но, видно, не судьба ему прийти,
И в том война лишь виновата…
И бледно светятся кресты
С берёзы русской вольной,
Всё плачут: мамочка, прости,
Нам и в России уже привольно,,,
Не раз семью касалася беда,
Она ходила рядом и всегда,
Один кусочек маленький свинца,
И мы бы все избавились от ада.
Портрет военный на стене,
Где дядя в форме офицера,
Увидел немец, и всё, как во сне:
- Это кто? Вопрос задал немчура…
Тут дрогнул сталью автомат
И в грудь уставился упорно:
- То сын мой, как и ты солдат,
И мать склонила голову покорно…
И в мёртвой, зловещей тишине
Портрет лицом к стене поставил.
И только Бог их слышал в вышине,
- Я не фашист! И автомат отставил…
А годы оккупации всё шли,
И смерть водила прятки с нами,
Разгоралась партизанская война,
И даже земля горела под ногами…
И вот однажды ночью в дверь
К нам чуть слышно постучали:
- Ты если человек, то нам поверь…
То наши пленные солдаты,
Что с лагеря фашисткого бежали.
Их накормили, чем смогли,
Всю одежду старую отдали
И по-другому просто не могли,
Ведь и сами горечка узнали.
Как только кончится война,
Тебе письмо напишем, мама,
А нас прости, и наша есть вина,
Что мы не устояли, мама!
Шутили и смеялись весело,
Как будто нет вокруг войны,
И лишь Луна светилась бледно:
- И я в печали, вы не одни,
Но сделали они немало,
Пылает склад в другом селе,
И напрасно ждёт их мама,
И то письмо, что так и не пришло…
Не скоро наша армия пришла,
Её всё время сильно ждали
И молились, чтобы скорее шла,
И со слезами тихо умирали…
Но на живых обрушилась беда,
Всех объявили чуть ли не врагами,
И текут слёзы, что вешняя вода,
И не измерить их рекой или ногамию
- Вы были в оккупации – враги!
По столу чекист стучит наганом:
И почему вы с нами не ушли,
Иль вас купили злым обманом ?
И слёзы бабушки горьки,
Обидно старенькой до смерти…
А ведь те годочки не легки,
Мы, как избавленья, ждали смерти…
Начальство вывозило и цветы,
И всё, что было им не нужно,
А мы – враги ?
Но до совести просты,
Детей спасти ведь было модно ?
И долго тот висел ярлык,
И тихий ропот, а не крик:
- Ведь на людях нет вины,
- Нас бросили, мы не нужны !
Июль1990 год.