В декабре 91 года я оказалась в районной больнице города С. с тяжёлой формой бронхита. Вместе со мной в палате находились ещё две девочки, Вера и Алёна, примерно моего возраста. К ним приходили каждый день родственники с гостинцами и игрушками. Ко мне никто не приходил. Дело в том, что мама с тремя детьми находилась за 40 километров от больницы, приехать было не на чем, да и не на что. Мои маленькие соседки по палате неохотно принимали меня в игру, так как делиться мне с ними было нечем. А дети из других палат и вовсе не интересовались мной. Поэтому я слонялась целыми днями по коридору в поисках собеседников в лице взрослых. Иногда смотрела мрачные новости по телевизору, который стоял в фойе. Скукота и тоска невозможная.

Однажды сестра-хозяйка Мария Тимофеевна решила научить меня вышивать. Она принесла из дома мулине, напёрсток, пяльцы и тоненькую иголочку с золочёным ушком, разрезала списанную простынь из своих больничных запасов. С тех пор я училась новому рукодельному мастерству. Не могу сказать, что вышивание доставляло мне удовольствие: стежки были кривые, нитка вечно путалась, напёрсток соскальзывал. Но, исколов все пальцы на левой руке, я терпеливо продолжала свои мучения. Что-то стало боле менее получаться. Это занятие хоть как-то заполняло пустоту больничных будней.

Как-то в отделение поступил малыш. С каким диагнозом, уже и не вспомню. Его вместе с мамой положили в отдельную палату, оборудованную для младенцев. Пару дней я порывалась туда заглянуть, но стеснялась. Стала уговаривать девочек пойти со мной, но те только отмахнулись. И вот, собравшись с духом, я направилась на зов своего любопытства. Осторожно приоткрыла дверь больничной палаты, отчетливо услышала голос диктора с радиоволны:

«Акция в Москве, организованная коммунистами, получила название «Марш голодных очередей». Толпа численностью, по разным данным, от 10 до 40 тыс.человек, прошла от ВДНХ до Останкинского телецентра…»

- Вот сволочи! Довели народ, изверги, - вещание прервал злобный голос женщины. Она встала, чтобы помыть яблоко, и тут увидела меня в дверях:

- Чего тебе?

- Я из 14 палаты, Юля. Хотела посмотреть малыша. Можно? – спросила я робко.

- А-а, - как-то вдруг голос её потеплел,- проходи. Вон он -спиногрызик маленький. Димка.

Я подошла к кроватке. Малыш сосредоточил свой взгляд и невольно улыбнулся.

- О, какой крошечный. Улыбается, беззубый совсем. Он только родился?

- Да уже четвертый месяц пошёл. Недоношенный да болявый весь, то одно, то другой. Да ещё и молоко грудное пропало. Вот он и маленький такой, - с грустью сообщила женщина и добавила:

- Меня тётя Галя зовут.

- Тётя Галя, Димочка мокренький.

- Как опять нассал?! Вот сыкун! Не успеваю стирать. Горе мне с тобой.

Она подошла к ребенку, ловко распеленала, обтёрла, смазала кремом, поменяла марлевый подгузник и только было хотела снова запеленать, как, бросив на меня взгляд, сказала:

- А ну-ка, давай учись, - стала показывать мастер-класс по пеленанию младенца. Не сразу у меня получилось, конечно. Только с четвертой попытки.

Вечером я вернулась в свою палату счастливая.

- Юлька, ты, где пропадала? - спросили Вера и Алёна в один голос.

- Я была у малыша в 21 палате.

- Ты пошла к этой бешеной тётке? С ума сошла! - воскликнула Алёнка.

- Нет, - улыбнулась я, -не к тётке – к Димке. Его Димочка зовут. Он такой хорошенький, маленький, я научилась его пеленать. Пойдём завтра все вместе?

- Делать нам что ли нечего, - буркнула Вера.

С тех пор каждый день я проводила с Димкой: играла с ним, пеленала, готовила смесь и даже купала. Тётя Галя спокойно мне доверяла сыночка, а сама уходила смотреть телевизор в фойе или по своим делам. Я отлучалась из их палаты только на процедуры, в столовую и на ночлег. Декабрьские дни в больнице уже не были такими невыносимо тоскливыми.

 

Продолжение следует https://poembook.ru/poem/2452777-dimka-%28chast-2%29