Из жизни неизвестного гения

1

 

Он включает на кухне снег,

снег кружится, светел и свят,

а в июньском ночном окне

лапы клёнов темно листвят.

В небе месяц безбожно юн,

непристойнейший из бродяг,

вот откроешь окно в июнь,

вот снежинки его летят,

как черёмуховая бредь

за ночной окоём весны,

так всю жизнь бы в окно смотреть,

как ничейный неблудный сын.

Белый снег на земле, снег,

обалдевший июнь глух,

и снежинки в чужом сне

в тополиный летят пух,

белый в белом, белым-бело

в заповедном июньском сне.

Так, когда на душе тепло,

он включает на кухне снег.

 

 

2

 

Всё лучшее повытопчет цензура,

но кто-то прочитает между строчек

и выдаст: мать твою, литература…

пусть некорректен, но предельно точен.

 

А гений пишет на наречье матерном,

сев на скамейку, что всегда окрашена,

работает каким-нибудь бухгалтером

в трамвайном парке имени Коняшина.

 

Старательно и медленно старея,

по вечерам рассказывает Богу,

икая ямбом, охая хореем,

о жизни, что всегда выходит боком.

 

Но срок настанет – всё как надо сложится,

и жизнь и смерть однажды оправдаются.

И смотрится в окошко детской рожицей

луна и тихо-тихо улыбается.