Московский поэт и писатель Сергей Константинович Крюков говорит о своей жизни, творчестве, об учителях, коллегах, о своем происхождении и семье. В интервью поэт раскрывает личные тайны.

 

Беседу провела Лидия Галочкина, член МГО СП России.

 

- Сергей Константинович, в этом году вы отмечаете 65-ний юбилей. Размышления о творческом пути выражены в некоторых ваших стихотворениях и очерках.

 

- Увы, я и не заметил, как проморгал вторую половину этого срока. Да и не мог заметить, ведь годы начинаешь считать, когда их число сказывается на самочувствии, энергетике и жизнелюбии, на жизненном укладе... Мне порой кажется, что я очень молод, и основная жизнь – ещё впереди. Мечтаю дожить до 120-и. В 50 написалось:

 

«Мне 50. Тяну – на 25.

Со старостью усталой не знаком.

А стукнет 100 – решусь ли помирать

Пятидесятилетним «стариком»?!»

 

- Ваша деятельность очень разнообразна – поэт, прозаик, переводчик, член Высшего творческого совета МГО СП России, редактор журнала «Поэзия», менеджер немецко-русского журнала русской поэзии «Плавучий мост», преподаватель, арт-директор и ведущий клуба «Литературные зеркала» в книжном торговом доме «Библио-Глобус» на Мясницкой, дипломированный инженер, – как много вы успели! Какое из ваших достижений вы считаете самым значительным?

 

- Всё зависит от ракурса, от системы координат... В инженерии был причастен к разработке программного обеспечения тех самых «Калибров», которые применялись в Сирии, и к работе над оборудованием космического проекта ВЕГА (Венера – Галлей), в котором станции, летевшей к Венере, удалось приблизиться к ядру кометы.

 

В спорте – выполнил нормативы кандидата в мастера спорта по системе десятиборья, а позднее – по настольному теннису. Выше не стремился, сохраняя здоровье.

 

В быту – выиграл соцсоревнование за право участия в строительстве молодёжного жилого комплекса «Покровка», отреставрировал в составе молодёжного отряда несколько дореволюционных домов и получил квартиру, выстроенную своими руками. Позднее поставил загородный дом, окружил его прекрасным парком и садом, который любят мои замечательные внучки.

 

В бизнесе тоже не обошёлся без творчества. Мне принадлежит идея замораживания воблы, леща и тарани после весенней путины, - чтобы вялить рыбу в течение всего года.

 

В мире увлечений преуспел в спортивном рыболовстве. Однажды мне удалось справиться с сомом весом под 40 кг, а уж про щук, судаков, жерехов и сазанов и говорить не буду.

 

В литературе, важнейшем контексте моей жизни, главным достижением считаю свои лучшие стихи, рассказы и переводы. В обучении – многие из учеников приняты в Союз писателей. В Клубе «Литературные зеркала» за 11 лет работы донёс до широких масс книги замечательнейших авторов и помог продвижению чудесных изданий.

 

- Что в вашей жизни значит поэзия? В каком возрасте вы начали писать стихи?

 

- Собственно, моя жизнь и есть поэзия по сути, как и жизнь многих других людей. Я не устаю радоваться окружающему миру, не разучаюсь быть счастливым, в какие бы передряги ни попадал, какие бы беды ни сваливались на меня. Ведь выражение поэзии в стихах – лишь малый частный случай света, не так ли?

 

Мне только исполнилось 4 года. Мы с мамой шли по Большой Андроньевской, переждав в магазине июльский ливень. Вдоль тротуара струился ручей, не успевая усваиваться ливнёвками. И тут я выдал:

 

«Этот бурный поток

И потёк, и потёк

В даль неведомых стран,

А потом – в океан...»

 

Мама была в шоке...

 

- Помните ли вы первые прочитанные книги?

 

- Первые книги были не прочитаны, а услышаны. Отец любил читать мне сказки Пушкина и Лермонтова, «Конёк-горбунок» Ершова... До сих пор помню его выразительный голос, когда он декламировал «Воздушный корабль».

 

- Какова роль ваших родителей, вашей семьи в том, кем вы стали?

 

- Прежде всего, родственники отца, в кругу которых прошли моё детство и юность, являли собой образец высокой русской интеллигентности, что не могло не влиять на пытливого мальчишку.

 

Родители работали в авиационной промышленности. Мать - экономистом, закончив МИЭИ. Отец - разработчиком приборов. После войны, которая отняла у него 7 лет, потому как его забросили в авиаполк, находившийся в Корее, демобилизовавшись старшим механиком по вооружению, закончил сначала геодезический техникум, а потом, покатавшись по просторам страны, поступил в МАИ. У меня хранится толстая папка с его Авторскими свидетельствами и Дипломами ВДНХ.

 

А в школе в те времена наибольший интерес пробуждался к физике и математике. И я, будучи отличником, то и дело выигрывал всевозможные олимпиады по этим предметам, что в итоге привело к приглашению в 444-ю школу, где физика и математика изучались очень глубоко и безумно интересно. Сочинения я писал на «отлично», а на олимпиады ездил туда, куда приглашали – в Физтех да в Телетеатр...

Вот и вынесла кривая жизни в технический ВУЗ, в Московский Энергетический институт, где я, наконец, осмотрелся и, найдя единомышленников, организовал Литкружок. И первым моим литературным критиком стал редактор газеты «Энергетик» Борис Копчиков. Позже я посещал занятия Николая Новикова, редактора журнала «Юность», а потом мне подсказали, что лучшего наставника я смогу найти в Люберецком Дворце Культуры. Так я вышел на своего Учителя Ивана Васильевича Рыжикова. Работая инженером, я закончил факультет «Этики и Эстетики» в вечернем Университете Марксизма-Ленинизма.

Скажу, что многие литераторы относились ко мне по-отечески. И Иван Васильевич, и Николай Старшинов, и Владимир Цыбин, и Владимир Крупин... Поддержку я чувствовал и в тёплом отношении Владимира Гусева, и в доброте Владимира Бояринова, и в порой критическом отношении Льва Котюкова, и в словах Ивана Голубничего, Владимира Фёдорова, Максима Замшева...

Невозможно переоценить дружеское участие Михаила Зубавина и Виталия Штемпеля.

 

* * *

 

Бывали сложности,

Бывали трудности.

И от несхожести,

И от премудрости.

 

Попробуй, вызнай-ка,

Чем жить полезнее:

Дружить ли с Физикой

Или с Поэзией?

 

Какой из двух основ

Останусь верен я?

Не обожгусь ли вновь

На непроверенном?..

 

Но искру высеку –

И вновь полезу я

Из дебрей Физики

В сады Поэзии!

 

- Вы - aвтор 4-х поэтических сборников, лауреат литературных премий. Расскажите об этом, пожалуйста.

 

- Сборники рождаются как дети. Вызревающие плоды любви. Я никогда не повторял в книгах стихи. Давно пора бы издать сборник, включающий лучшее за годы. Но я нахожусь в постоянном поиске себя, перечень «лучших» стихов увеличивается, всё кажется, вот-вот – и из-под пера выйдет что-то необычайное, – и публикация сборника отодвигается. Вероятно, некоторое торможение происходит и из-за того, что это «лучшее» то и дело появляется то в одном издании, то в другом, и это не причиняет тебе ни хлопот, ни затрат. Прочтёшь – и успокаиваешься. Вот только что «Независимая газета» вспомнила мои переводы, позже дала очень дорогую мне подборку стихов о рыбалке, а совсем недавно - и критическую статью о книге Александра Торопцева «Моя родная уголовка», стихи – журнал «Плавучий мост», журнал «Дон» напечатал и стихи, и прозу. Печатали на Украине (Донецк), в Белоруссии, в Израиле... В «Перископе» вышли рассказы...

И какой смысл издавать новые поэтические книги, если книжные магазины прекратили их принимать из-за ничтожных продаж! Массовый читатель теперь либо не читает стихов, либо ищет их в интернете.

 

По поводу премий. Иной раз и не знаешь, что включён в список номинантов, а узнаёшь, когда сообщают о победе. Так было с Премией Ярослава Смелякова. Премии Сергея Есенина и Лермонтовскую - «Герой нашего времени» (как и некоторые другие), - мне дали по совокупности моего участия в литературном процессе. Не забуду здесь и Благодарность Общественной палаты МО «За верное служение Русской культуре и литературе». Но мне куда дороже победы в масштабных конкурсах. «Всероссийский военно-патриотический конкурс», «Конкурс НЕТературной поэзии», объединивший все литературные течения, в котором победителей выбирали сами участники, «Литературный пикник», охвативший литературные сайты, где победителей определяло именитое жюри, «Конкурс сатирического рассказа им. М. Зощенко», в котором участвовало 1305 заявок...

 

На самом деле, конкурсный процесс в литературе идёт постоянно – и без каких-либо объявлений. И его победители попадают на страницы газет и журналов. Слабые работы редко туда пробиваются, потому как, публикуя обыденное, издание неминуемо теряет читателя.

 

- В одном стихотворении мы узнаем, что «душа живет одной любовью». И писатель Александр Торопцев признается, что, читая ваши стихотворения, он влюбляется! В чем тайна вашей поэзии?

 

- У Александра Петровича такая душа, что ему трудно не быть в состоянии постоянной влюблённости, прежде всего, – в окружающий мир. Впрочем, в этом мы с ним схожи, поэтому, наверно, и дружны. А тайна любой поэзии – в искренности автора, влюблённого в мир и в свою жизнь в этом мире. Поэт призван заражать читателя этой любовью, это - суть искусства.

 

- Где вы ищете вдохновение для своего творчества?

 

- Это странное занятие – поиск вдохновения, поиск состояния души, выливающегося в слова. Может, кто-то и ищет, но я не считаю подобное нормальным. Вдохновение само находит автора, зарождаясь в нём, это – естественная потребность творческой души. Впрочем, со стороны, для большинства это тоже едва ли выглядит нормальным.

 

- Книга Пабло Неруды «Сто сонетов о любви» в вашем авторском переводе удостоена медали С. Я. Маршака. Это ведь очень большой труд, как говорят англичане, - challenge («вызов»). Чтобы отважиться передать на русском языке мир великого испанского поэта, прежде всего, нужно почувствовать его мир и «дух священной земли в его груди». А, может быть, и у вас, Сергей Константинович, как у Пабло Неруды, «внутри растут цветы»?

 

- Наверное, растут. И хотелось бы верить, что не только внутри, как в нерудовском папоротнике. Неруда – гений, ни на кого не похожий в творчестве, что видно даже из самых затрапезных переводов. А о своей работе я подробно рассказал в 2019 году в «Независимой газете».

 

А ещё в журнале «ЛИТЕRRA» недавно появились мои переводы сонетов Шекспира. Маршак, чьи работы, без сомнения, замечательны, часто уходил от глубоких смыслов шекспировских сонетов, по счастью, есть возможность их восстановить.

 

- Вы работали в журналах «Поэзия» и «Плавучий мост», сейчас – редактор журнала «Перископ». Получают ли эти издания финансовую и другую поддержку? Как выходит каждый номер журнала?

 

- Да, в разное время я был интернет-редактором и контрольным редактором «Поэзии», был редактором одного из номеров «Плавучего моста», его менеджером, да и сейчас причастен к изданию, редакторствую в волгоградском журнале «Перископ», сотрудничаю и с другими изданиями. Их финансовая поддержка меня мало интересует, а вот насчёт другой – взгляните на состав редакции хотя бы «Плавучего моста». Минимум половина – авторитетные имена современной литературы, откликнувшиеся своим бескорыстным энтузиазмом на инициативу руководителя проекта, Виталия Штемпеля. Современная поэзия живёт большей частью – за счёт сил и средств самих литераторов, и, может быть, это – не самый плохой вариант. Хотя труды и должны бы вознаграждаться не только морально. А выпуск номера – это совокупная работа большей части редакторского состава, львиная доля которой падает на главного редактора. Редакторы ведут переписку с авторами, главред – и с редакторами, и, при необходимости, с авторами тоже. Ответственность каждого этапа очень высока.

 

- Насколько уютно чувствуете себя в Москве? Есть ли у вас любимые места? Не возникает мыслей переехать в место, более располагающее к творчеству?

 

- О, тут вы попали в горячую точку. В городе я живу 4-5 месяцев в году. Безумно люблю свою квартиру в дореволюционном доме в одном из покровских переулков. Мой родовой дом, купленный ещё прадедом в Алексеевской слободе, прекратил своёсуществование во время строительства Марксистской ветки метро:

 

«...Наш крепкий дом давно снесли,

А нас и не спросили –

И на клочке моей земли

Стоит Сбербанк России...»

 

Есть и второй дом Павла Александровича, находившийся напротив снесённого, через ул. Хива (ныне Добровольческая), по адресу Дурной переулок (когда-то Чёртов, теперь – Товарищеский), дом 1, в котором семье после экспроприации и уплотнения оставили лишь часть подвала. То, что от него осталось, муниципалы сдают в аренду, если ещё не продали.

 

И я поставил перед собой задачу – вернуться в исторический центр Москвы. Решил её, добившись права на участие в строительстве МЖК.

Большую часть года теперь провожу в загородном доме. Этого требуют и сам дом, и участок в треть гектара, на котором расположены и баня, и обширная беседка с печью, и парк, в котором преобладают хвойники, розы и цветочные каскады вперемешку с огромными валунами, и, конечно, сад. В этом году сад принёс более полутора тонн урожая отменного качества. Так что скучать не приходится.

 

А к творчеству располагают, прежде всего, водоёмы (шучу, что я – лучший рыболов среди поэтов и лучший поэт среди рыболовов). Ну, и, конечно, неравнодушие к жизни, стране, природе, к женщине...

 

- Сергей Константинович, опишите, пожалуйста, обычный день из вашей жизни.

 

- Да, иногда бывают и «обычные» дни. Например, когда несколько дней подряд корплю у компьютера, работая с текстами, своими или чужими. Или – когда вношу навоз под кусты и деревья сада. Но всё-таки большинство моих дней выходит за рамки обычности, они не похожи друг на друга.

 

- Как происходит таинство рождения стихотворения? Оно сразу приходит к вам «законченным» или случается работать над отдельными строками долгое время?

 

- Когда-то написалось:

 

«Стихи приходят целиком,

Как будто с ними я знаком.

Насквозь пронзая Словом – дни,

Ко мне врываются они –

И доброту Небес храня,

Весь мир меняют.

И меня.»

 

На самом деле, приходят первые, а иногда – и последние строки и образ («поэтическое мясо») стихотворения. Выписать образ – не проблема, иногда это делаешь, не отрывая руки. Труднее – выдержать уровень текста от начала до конца, не допустить малейшего алогизма или фальши, сбоя напряжённости... А потом – спокойная вдумчивая работа. Зачастую лучшие варианты приходят уже после публикации, что вызывает досаду. Но я, в отличие от своего Учителя, не стесняюсь править опубликованное. В готовом виде стихи приходят редко. Правда, именно такие стихи и оказываются самыми пронзительными. Бывает, пишется и во сне, но, просыпаясь, я не могу их вспомнить. А вот Иван Васильевич мог. Пронзительно пишется на границе бодрствования и сна.

 

- Расскажите немного о своём происхождении и семье. Ваша супруга - тоже творческий человек?

 

- Здесь много любопытного. Мой прадед, Павел Александрович Самойлов, был близким другом Константина Сергеевича Алексеева (Станиславского), на его золотоканительной мануфактуре (ныне – завод «Электропровод») руководил сбытом производимой парчи. Вместе с прабабушкой, Ольгой Николаевной, они играли в первом драмкружке Константина Сергеевича. Об этом подробно говорится в книге «Из истории завода «Электропровод». Параллельно Павел Александрович возглавлял попечительский совет учреждённого им первого Мещанского училища для детей-сирот, постоянно увеличивая число учебных мест. Из рук Государя он получил грамоту «Личного почётного гражданина Российской империи». Вместе с Константином Сергеевичем они были удостоены статуса купцов 2-й гильдии за то, что смогли в производстве и продаже парчи «утереть нос» самим голландцам. Разумеется, в революцию они претерпели гонения, уплотнения, экспроприацию... «Буржуйский» завод отошел к государству и стал выпускать медную проволоку.

 

Будучи малышом, я застал своего прадеда уже не вполне вменяемым стариком, сидящем в огромном кресле.

Я часто подглядывал за ним сквозь приоткрытые высокие белые двери. Однажды мне дали конфету, чтобы я передал её дедушке. Так тот схватил мою руку с зажатой конфетой и чуть не откусил мне палец. Меня еле оттащили. Больше о нём не помню ничего. А вот фигурный паркет, на который неоднократно покушались музеи, и цветные изразцы печи не забуду никогда. Дом пропал вместе с паркетом и изразцами, и кто знает, что могли хранить его стены. Лишь немногие вещи, в том числе, книжные раритеты, среди которых есть и тетради (альбомы) Константина Сергеевича, остались у меня от знатного предка.

Моя бабушка по отцу, Надежда Павловна, крестница Константина Сергеевича, учитель по образованию, вынуждена была побираться с пятью детьми в соловецкой ссылке. Отец тогда был совсем маленьким. Однажды мать постучалась в одну из дверей, и им подали сырую свёклу, а когда мать поблагодарила подавших, вслед ей донеслось: «Так вы не голодные, раз на свёклу не накинулись!» После чего маленький Константин зарыдал и сказал, что больше никогда не пойдет просить.

 

О жене. Золотая медалистка, она – более чем творческий человек. Она творит на земле, созидая красоту сада, и помогает быть красивее своим подругам, конструируя им наряды. Замечу, что и на кухне, и в домашнем интерьере не обходится без её творчества.

 

- Вы преподаете практическую поэзию. Можно ли научиться писать стихи? Существует ли какая-нибудь особая техника?

 

- Мой учитель, прошедший в Литинституте после войны школу Твардовского и Реформатского, всегда говорил, что можно научить, «как нельзя писать», а вот «как можно», научить нельзя. На самом деле, преподать азы ясно и понятно можно, можно обучить принципам того или иного искусства, приёмам... А вот как себя сам раскроет автор, об этом учитель может только догадываться. Иван Васильевич говорил, что у ученика перед учителем есть то преимущество, что неизвестно, каких высот может достичь ученик.

 

Насчёт техники. Автор должен сам себя слушать и чувствовать, какой стиль, какая манера для него оптимальна. Только в соответствии, в резонансе со своим внутренним миром творец может подняться над собой. Расскажу о художниках, которых знаю близко. Мой дальний родственник Эрик Булатов, освоив классическую живопись, реализм, прославился тем, что вносил в картины элементы, я бы сказал, абсурда. А вот абстракционист Эстис писал размытыми штрихами, а по секрету поведал мне, как пришёл к своей технике. Однажды его мастерскую в подвале дома на Большой Грузинской затопило. Акварели расплылись. Он не стал убиваться и выставил картины на обозрение, что возымело успех. С тех пор художник вымачивает свои работы в воде.

Как говорится, победителей не судят.

 

- Сергей Константинович, бывают моменты, когда опускаются руки, наступает разочарование? Что тогда помогает?

 

- В творчестве – пока Бог миловал. Это, скорее всего, оттого, что прошёл богатую школу жизни, часто терял, падал и снова поднимался, жизнь порой висела на волоске, рядом гибли товарищи, потерявшие себя, свой стержень... Нужно верить, верить в мир, частицей которого ты был явлен, осознавать своё место в нём – и Небеса помогут в кажущейся безысходности.

 

- Часто ли выступаете с чтением стихов?

 

- Чрезвычайно редко. Понимаю, что в наше время подниматься на Олимп нужно, крича и толкаясь, но предпочитаю тихо работать по мере сил, полагаясь на судьбу. А выступления сбивают жизненный ритм. Вот разве только в Клубе люблю завершать каждое заседание экспромтом.

 

- Ваша жизнь, как и творчество, - это постоянный поиск своего пути, мудрость, познание любви, добра, дружбы, восторг жизни, большая общественная работа. Расскажите о планах на будущее.

 

- Планы ясны и просты. Прежде всего, реализоваться в своих начинаниях настолько, насколько тебе позволено, а если получится, - «прыгнуть выше головы». Потом попытаться донести это до других, иначе зачем тебе это давалось? Это касается и литературы, и редакторства, и обучения начинающих. Нужно отдавать себя – людям, миру, творчеству. Формула успеха стара, как мир: чем больше отдаёшь, тем больше к тебе возвращается.

 

- Беседу, если не возражаете, завершим строчкой из вашего стихотворения «На кургане»: «Полынный ветер простит меня». Пусть он простит и всех нас! Будем любить жизнь во всём её многообразии.

Спасибо за беседу, Сергей Константинович!

 

- Не возражаю. Спасибо и вам.