ПРИТЧА О ДОБРЕ И ЗЛЕ
***
Как часто в жизни дело иль предмет
Одним даруют благо, прочим – вред.
И шаг души, проникнутый Добром,
К нам может возвратиться лютым Злом
Темна природа Зла, а суть Добра,
Душой непостижима и мудра,
Доступна только Богу одному, -
Не нашему короткому уму.
Дарован пламень каждому в груди,
Что в жизни Зло, что Благо - сам суди:
Охотник, застрелив волчицу-мать,
Решил к себе домой волчонка взять,
Чтоб дом щенок подросший сторожил,
И, словно пёс, защитою служил.
Как радовались дети! Но отец
Охотника разгневался вконец:
«Собакой волку в жизни не бывать,
Убей его, иль нам несдобровать!
Убей его, закончи дело, сын,
Ужель беду предвижу я один?!»
Речь молодых беспечна и легка,
Как злато, веско слово старика,
Но вековая мудрость не слышна,
Коль в доме не в почете седина.
Умолк старик, пустой предвидя спор,
И стал волчонок в доме жить с тех пор.
Как взрослый, мясо ел за четверых,
И стал крупнее сверстников своих,
Что мучились от голода в лесах,
И выли на морозе и ветрах.
Избалован кормежкой и теплом,
Волчонок подрастал, как снежный ком,
Но зверь есть зверь, и сколько ни корми,
Он вскоре тяготиться стал людьми.
Наскучили и ласка, и игра,
Коль кровь пролить пришла ему пора.
Волчонок стал из дома убегать,
И взрослых псов соседских задирать,
Искать на теле слабые места -
Он что ни делал - делал неспроста! -
А вечером, покусанный и злой,
Брёл нехотя к охотнику домой.
В его крови проснулась злая страсть,
Желание стащить, убить, напасть,
Сбежать в леса, где вольное житье,
Где ждёт единокровное зверьё...
Стремглав промчалось года полтора,
Его уже на цепь садить пора!
О, если б людям знать, что не к добру
Сажать волков в собачью конуру,
Что им мила лишь дикая судьба
И хуже лютой смерти жизнь раба.
Что волку пёсья жизнь сулить могла?
Мешок костей с хозяйского стола?
Собачье счастье – серому беда,
Горька без воли лучшая еда.
Как сирота, ночами он взвывал,
А днём – скоту проходу не давал.
Побег был предрешён. И, выждав срок,
Сбежал на волю выкормленный волк.
А вскоре – не заставив себя ждать! -
Стал на коров отставших нападать.
Волк, знающий повадки местных псов,
Дурачил, как мальчишек, пастухов.
Он, с детства не боящийся огня,
Как ночью, драл овец и среди дня,
Затем исчез на время, чтобы вновь,
Уже со стаей, портить людям кровь.
Он, будучи сильней иных волков,
Стал лучшим среди лучших вожаков.
Пришло к селянам горе. Кто в те дни
Не ладил для бандитов западни?
Но разве от ловушек мог быть толк,
Коль выращен охотником был волк?
Ни травленое мясо, ни капкан,
От бедствий не избавили селян…
Лишь следующею снежною зимой
Наказан был грабитель за разбой.
Лощина та, где стая залегла,
Толпой людей в кольцо взята была.
Был каждый до зубов вооружён,
И злобно за патроном жёг патрон.
Убили всех – матёрых и щенков,
Чтоб впредь не видеть лиха от волков…
По мере вдохновения и сил
Я быль о Зле и Благе изложил.
Насколько между ними грань тонка!
Как мысль об их сплетенье нелегка!
Но как бы ни добра душа была,
Сродни измене пестованье Зла!
Как часто в жизни дело иль предмет
Одним даруют благо, прочим – вред.
И шаг души, проникнутый Добром,
К нам может возвратиться лютым Злом
Темна природа Зла, а суть Добра,
Душой непостижима и мудра,
Доступна только Богу одному, -
Не нашему короткому уму.
Дарован пламень каждому в груди,
Что в жизни Зло, что Благо - сам суди:
Охотник, застрелив волчицу-мать,
Решил к себе домой волчонка взять,
Чтоб дом щенок подросший сторожил,
И, словно пёс, защитою служил.
Как радовались дети! Но отец
Охотника разгневался вконец:
«Собакой волку в жизни не бывать,
Убей его, иль нам несдобровать!
Убей его, закончи дело, сын,
Ужель беду предвижу я один?!»
Речь молодых беспечна и легка,
Как злато, веско слово старика,
Но вековая мудрость не слышна,
Коль в доме не в почете седина.
Умолк старик, пустой предвидя спор,
И стал волчонок в доме жить с тех пор.
Как взрослый, мясо ел за четверых,
И стал крупнее сверстников своих,
Что мучились от голода в лесах,
И выли на морозе и ветрах.
Избалован кормежкой и теплом,
Волчонок подрастал, как снежный ком,
Но зверь есть зверь, и сколько ни корми,
Он вскоре тяготиться стал людьми.
Наскучили и ласка, и игра,
Коль кровь пролить пришла ему пора.
Волчонок стал из дома убегать,
И взрослых псов соседских задирать,
Искать на теле слабые места -
Он что ни делал - делал неспроста! -
А вечером, покусанный и злой,
Брёл нехотя к охотнику домой.
В его крови проснулась злая страсть,
Желание стащить, убить, напасть,
Сбежать в леса, где вольное житье,
Где ждёт единокровное зверьё...
Стремглав промчалось года полтора,
Его уже на цепь садить пора!
О, если б людям знать, что не к добру
Сажать волков в собачью конуру,
Что им мила лишь дикая судьба
И хуже лютой смерти жизнь раба.
Что волку пёсья жизнь сулить могла?
Мешок костей с хозяйского стола?
Собачье счастье – серому беда,
Горька без воли лучшая еда.
Как сирота, ночами он взвывал,
А днём – скоту проходу не давал.
Побег был предрешён. И, выждав срок,
Сбежал на волю выкормленный волк.
А вскоре – не заставив себя ждать! -
Стал на коров отставших нападать.
Волк, знающий повадки местных псов,
Дурачил, как мальчишек, пастухов.
Он, с детства не боящийся огня,
Как ночью, драл овец и среди дня,
Затем исчез на время, чтобы вновь,
Уже со стаей, портить людям кровь.
Он, будучи сильней иных волков,
Стал лучшим среди лучших вожаков.
Пришло к селянам горе. Кто в те дни
Не ладил для бандитов западни?
Но разве от ловушек мог быть толк,
Коль выращен охотником был волк?
Ни травленое мясо, ни капкан,
От бедствий не избавили селян…
Лишь следующею снежною зимой
Наказан был грабитель за разбой.
Лощина та, где стая залегла,
Толпой людей в кольцо взята была.
Был каждый до зубов вооружён,
И злобно за патроном жёг патрон.
Убили всех – матёрых и щенков,
Чтоб впредь не видеть лиха от волков…
По мере вдохновения и сил
Я быль о Зле и Благе изложил.
Насколько между ними грань тонка!
Как мысль об их сплетенье нелегка!
Но как бы ни добра душа была,
Сродни измене пестованье Зла!
