Пухлый мальчик с его арсеналом из стрел золотых
Не рассказывай мне, как гремят барабаны в груди,
Я у тех барабанщиков сам - полуночный кошмар,
Лишь почувствовав, как мое сердце горит -
Принимаю блокатор, включаю воздушный радар.
Пухлый мальчик с его арсеналом из стрел золотых -
Нарушитель границ и единоутробный мой враг.
На лицо нанесу сеть болотных полос боевых,
И отправлюсь доказывать мелкому, как он не прав.
Сколько битв я успешно провел на палёной земле...
Да и в воздухе - лишь на подлете его я сбивал.
И кипел, обжигаясь, пыша и плюясь самострел,
Когда пухлый младенец свои виражи нарезал...
Только как бы я верх не одерживал и не таил
От младенца сердечный свой жар, прикрывая броней
Он однажды меня подстерег на тропе и пробил
И броню мне и грудь своей острой злосчастной стрелой...
И теперь я в плену. Своего господина раба,
Даже думать не смею чтоб эти оковы отринуть.
Только ёкнет под сердцем далекое... И в облаках
Златокудрый младенец смеется в согнутую спину.
Я у тех барабанщиков сам - полуночный кошмар,
Лишь почувствовав, как мое сердце горит -
Принимаю блокатор, включаю воздушный радар.
Пухлый мальчик с его арсеналом из стрел золотых -
Нарушитель границ и единоутробный мой враг.
На лицо нанесу сеть болотных полос боевых,
И отправлюсь доказывать мелкому, как он не прав.
Сколько битв я успешно провел на палёной земле...
Да и в воздухе - лишь на подлете его я сбивал.
И кипел, обжигаясь, пыша и плюясь самострел,
Когда пухлый младенец свои виражи нарезал...
Только как бы я верх не одерживал и не таил
От младенца сердечный свой жар, прикрывая броней
Он однажды меня подстерег на тропе и пробил
И броню мне и грудь своей острой злосчастной стрелой...
И теперь я в плену. Своего господина раба,
Даже думать не смею чтоб эти оковы отринуть.
Только ёкнет под сердцем далекое... И в облаках
Златокудрый младенец смеется в согнутую спину.