увертюра к декабрю
вольна
волна
и темна,
но откуда-то вынимает она
и подносит, заросшему тиной баркасу – зеркало.
остальная – рябь мелкая,
неподвижная, как очередь в кассу, ничего не требующая,
миг исследующая,
делает следующее:
ловя, как рыба блесну,
спешит туда, где ей с берега ива-карга листву
крошит, как воробьям хлебушек
(склоняясь жалко).
вокруг пожары,
но не жарко,
никто не ропщет,
разве что волна
голодна
и жадно
щиплет песок да гальку
(как лошадь траву на пастбище).
одна,
без средств, но из собственных материалов,
(из падающих сердец),
себя не жалея,
аллея -
воздвигает храм,
вернее, пытается,
но поскольку сердца те не могут каяться –
получается: то шатёр, то вигвам
скромный,
то, скоромный
карточный домик, который валится на счёт "раз",
превращаясь в курган
или бархан,
или... впрочем, какая разница,
если сей сказ
о том, что всё дымом скоро окрасится.
ветер, врываясь,
взрывает бархан,
крутит, словно басмач аркан,
спешит дальше и…
рвёт
по
швам
на березке платьице.
Обнажаются:
рёбра, ключицы…
а, что ещё там
может быть?
так называемый стан?
а, где ягодицы?
(это, видимо, килограмм
нужно выпить,
чтобы увидеть,
разглядеть в березе девицу:
грудь и прочее, как говорится)
впрочем,
может, довлеет традиция?
(оставим в покое поэзии храм)
снова волна –
стена,
полна,
не тайны,
не снов, а истерики.
почти батально
на лодках цепи звонят:
"ты, готов, мир увидеть с другого берега:
время, в роли – корректора,
рощу, что стоит без оков лета,
а идти некуда?
(птицы летят, но они – рекруты).
в неводе сада
застряла парочка яблок, и всё.
(остальные подчинились закону ньютонову).
протирает, как тряпка, пространство пустых лесов
герб Канады.
в саду разломленном
дозревает, в грязи, антоновка,
под куполом синим
без парусов,
с ветром сильным
до полюсов!
как сорванными погонами,
листьями густо усыпан песок.
(скворешни одни предпочли в висок
т.е. в лоб – пулю. гордые!)
и это ещё не всё:
оставляя, кровавый, след по фарватеру
светило стремится залезть
в лес.
волна пьяна и пристаёт к катеру,
а он обручён со сваею –
отстраняется и хочет обойтись без
слова (мотора ревущего) матерного,
но волна упряма, с характером
и может ещё одну Афродиту
родит. пены замес здесь,
где блюдут свои ватер
– линии
баржа и крест
церкви, а лодка, дерево, чайка
качаются
то в одну, то в другую сторону?
нитка уток, далеко не случайно
(как в лагере хлеба кусок),
делит с высот
мир на запад-восток
поровну.
Но и это ещё не все:
река
изрекла
цитату горькую: “Я не причём,
то, что дни короткие, то, что время течёт”.
Волна отчаялась
и легла
под
раздолбанный чёлн.
смотрит ребёнок на эту уже не эротику.
вороны ведут, счёт злату,
пестуя готику
столбов - образцов позы.
лужи стекло
растеклось,
пытаясь вместить явившихся облаков бесчувствие,
но вот воздух прозрачен так, далеко,
что легко
можно увидеть – музыку.
волна
и темна,
но откуда-то вынимает она
и подносит, заросшему тиной баркасу – зеркало.
остальная – рябь мелкая,
неподвижная, как очередь в кассу, ничего не требующая,
миг исследующая,
делает следующее:
ловя, как рыба блесну,
спешит туда, где ей с берега ива-карга листву
крошит, как воробьям хлебушек
(склоняясь жалко).
вокруг пожары,
но не жарко,
никто не ропщет,
разве что волна
голодна
и жадно
щиплет песок да гальку
(как лошадь траву на пастбище).
одна,
без средств, но из собственных материалов,
(из падающих сердец),
себя не жалея,
аллея -
воздвигает храм,
вернее, пытается,
но поскольку сердца те не могут каяться –
получается: то шатёр, то вигвам
скромный,
то, скоромный
карточный домик, который валится на счёт "раз",
превращаясь в курган
или бархан,
или... впрочем, какая разница,
если сей сказ
о том, что всё дымом скоро окрасится.
ветер, врываясь,
взрывает бархан,
крутит, словно басмач аркан,
спешит дальше и…
рвёт
по
швам
на березке платьице.
Обнажаются:
рёбра, ключицы…
а, что ещё там
может быть?
так называемый стан?
а, где ягодицы?
(это, видимо, килограмм
нужно выпить,
чтобы увидеть,
разглядеть в березе девицу:
грудь и прочее, как говорится)
впрочем,
может, довлеет традиция?
(оставим в покое поэзии храм)
снова волна –
стена,
полна,
не тайны,
не снов, а истерики.
почти батально
на лодках цепи звонят:
"ты, готов, мир увидеть с другого берега:
время, в роли – корректора,
рощу, что стоит без оков лета,
а идти некуда?
(птицы летят, но они – рекруты).
в неводе сада
застряла парочка яблок, и всё.
(остальные подчинились закону ньютонову).
протирает, как тряпка, пространство пустых лесов
герб Канады.
в саду разломленном
дозревает, в грязи, антоновка,
под куполом синим
без парусов,
с ветром сильным
до полюсов!
как сорванными погонами,
листьями густо усыпан песок.
(скворешни одни предпочли в висок
т.е. в лоб – пулю. гордые!)
и это ещё не всё:
оставляя, кровавый, след по фарватеру
светило стремится залезть
в лес.
волна пьяна и пристаёт к катеру,
а он обручён со сваею –
отстраняется и хочет обойтись без
слова (мотора ревущего) матерного,
но волна упряма, с характером
и может ещё одну Афродиту
родит. пены замес здесь,
где блюдут свои ватер
– линии
баржа и крест
церкви, а лодка, дерево, чайка
качаются
то в одну, то в другую сторону?
нитка уток, далеко не случайно
(как в лагере хлеба кусок),
делит с высот
мир на запад-восток
поровну.
Но и это ещё не все:
река
изрекла
цитату горькую: “Я не причём,
то, что дни короткие, то, что время течёт”.
Волна отчаялась
и легла
под
раздолбанный чёлн.
смотрит ребёнок на эту уже не эротику.
вороны ведут, счёт злату,
пестуя готику
столбов - образцов позы.
лужи стекло
растеклось,
пытаясь вместить явившихся облаков бесчувствие,
но вот воздух прозрачен так, далеко,
что легко
можно увидеть – музыку.
