Зазеркалье

Октябрята не верят вангам, забобоны им нипочём.
Кате даже смешно, что ангел увивается за плечом.
Вот на звёздочке пятикрылой точно маленький ангелок —
сказку выдумал, сделал былью. Он всегда на груди — значок.
 
Зеркала — чтоб играть в кривляки; знать, что с мамой одно лицо,
если ныть, во весь рот не плакать, то не видно, что нет резцов…
Не повесить их «вверх тормашки». Можно — вдребезги, бацнув чуть.
Отражают одни лишь маски — став осколками, лезут внутрь.
 
Мама Кате читает сказку: как-то Оля, она ж Яло́...
Вдруг луна будто в страшной маске из зеркал подмигнула зло.
Поздно. Значит, придёт «набравшись». Десять ровно. Отца всё нет.
Вряд ли будут про клён опавший всем семейством сегодня петь.
 
Полночь. В двери ввалился демон. С кулаками. Разбил трельяж...
Раны — йодом. Что с сердцем делать? Время смоет ли «татуаж»?
Дети быстро так не взрослеют — в зазеркалье иной отсчёт.
Кате жутко в своей постели, оказалось — бывает чёрт,
он сидит у отца за стенкой, Кате слышно: нечистый, брысь!
И дрожат у неё коленки, — па! — но где там, он снова вдрызг.
Значит, вскоре придёт и Чёрный, с чёрной тростью нечеловек,
с каждым разом он всё проворней. Вот он — в Катиной голове.
 
Катя падает на колени, нет... возносится к Небесам,
— пусть нас ангел хранит, не Ленин. Пусть отец не вернётся к нам… —
Он вернулся, и страх до дрожи, только... плачет, ногами твёрд.
Значит, Бог существует всё же, папа даже принёс ей торт!
 
Пел, а слёзы — из сердца словно, поКаяние плавит льды,
Катя вторила через слово, мол, пройдёт всё, как с яблонь дым.
Вот сказал бы, — я болен. Очень, — разве был бы важней Артек...
Я́так слышит порою, — доча, я — тот самый нечеловек.