На остановке

Задорожная Марина

На остановке у городской дороги

вечные ноги:

шпильки, ботинки, сандалии —

прочно встали.

Утро бодрит

таксистов небритых,

тощих собак у шавермы,

продавщиц укутанных нервных,

дворников важных,

студенток,

наспех накрашенных,

мам, тянущих за руку заспанных деток.

Едут, бегут.

А тут

ещё бы десять минут...

Подушка - мягкий злодей —

тянет предательски сладкий миг.

Лишнее время нынче — шик.

Час пик.

Приговор для спешащего.

Испытатель терпения ложного и настоящего.

Затор.

Греется мотор.

Где-то ор.

Готовьте кондуктору аммиака раствор-

нашатырь,

эликсир мгновенной живительной силы.

Откройте окна,

Чтобы салон просквозило.

Не разбудил разбудильник.

Сны?

Давно не смотрю.

Тем более сонники.

Кружка любимая на подоконнике стынет.

А вы знали,

что все приличные совы

утром летают на кофеине?

Свет.

Вода.

Что же ещё? Ах, да.

Причесаться забыла.

Но лифт уже сползает уныло

с восьмиэтажного поднебесья.

И нет ничего прелестней,

чем выйти из дома немного растрёпанной.

Старыми тропами

мчусь по соседним дворам.

Видно, сегодня будет жара.

С каждым пролётом

Жизнь становится ближе.

Город пульсирует, город дышит.

А мне давно на работу пора.

На островке асфальта с призрачной крышей

теснится, ломается Грация.

Тату,

ажур,

маникюр.

Рада не быть, а казаться.

И как такую в автобусы?

Взбешён маленький сотовый друг.

На милом лице

немой испуг,

восклицания,

отрицания,

переписка упругим

мячом от стен,

звонок,

колкий словесный обмен

(здесь цензурные многоточия)

и прочее, прочее, прочее...

Если рассерженных фраз не вернуть,

то лучше любить молча.

Сияют в утреннем свете локоны,

будто бы позолоченные.

Но Грации их не хватит,

чтобы понять всю суть.

Дрожит ресниц велюр.

Сволочь.

Из друзей удалю.

Из трубки капает нервная тишина по рублю.

Мокро.

Платки.

Укороченные гудки.

Абонент

доедает в кафе дор-блю.

Момент неловкий.

Рассматриваю чьи-то кроссовки.

Представляюсь мысленно лекарем душ.

Утешение - неблагодарное дело.

Грация тут же взлетела,

светлой копной завьюжила,

заплела подиумное кружево

ногами-спицами.

так вывязывать ими свою судьбу —

многого можно добиться.

Ногам респект.

Интеллект?

Остался на третьем курсе.

А может, полгода назад, в Ницце.

(В плеере тихо)

Не знаю как все, а я трусиха.

Правда для человека это лихо

или добро?

Есть такие прямые герои.

Сказать что думаешь сложно дико.

Да и кому? Зачем?

(Мороженое ем)

Толку как от тупого шприца — жутко больно,

Не колоть — лекарство попадёт.

(Это не мороженое, а сплошной лёд!)

Шпильки, ботинки, сандалии

на остановках и не такое видали.

Встрепенулось

Нутро мужское,

табачно-горькое, пересушенное.

Заржавело, скукожилось в цехах душных, нужных.

Нутро выщербленное, угловатое.

Дома кухонную бабу винит виноватую.

Мужчина он видный, сильный.

Другие всё ерунду дарят -

цветы или на безымянный кольца,

а ей на восьмое - агрегат холодильный.

Летом — на море

к турецким приветливым берегам,

Зимой — в санаторий.

Ходили в театр.

Какой-то Бизе.

Кашляли много

и даже прима была с ОРЗ.

Гласными наорала

дама тучная.

Скучно.

В двадцать — косматые рокеры,

струны — вдрызг, кассеты — в муку...

В пельменную на бегу...

Сельский клуб, спящий вахтер, хорошенькая солистка....

С промёрзшего края до южных морей автостопом — невероятно близко.

В сорок пять

— суровый таёжный шансон.

Крутится колесо,

скачет белка лихая...

В тесном бараке семейном стихами

была оклеена стенка

Барака давно уж нет, а юные строки - неприкасаемое, нетленка.

Ускорились шустрые календари.

Мечты паренька с гитарой давно распилены графиком три через три.

Меланхолично вздыхает Шатенка.

А может, бывшая рыжая,

кто теперь разберёт.

Сама себе шьёт.

Шила,

фразы кроила.

Оголила

нерв до боли.

Терпеть доколе?

Выла.

Нельзя выть за тех, кто тебя не стоит.

Птенцов двое.

Тянула жилы,

сдала.

Казалось, мало —

меняла

на мыло шило.

Была слепа, стала зрячая.

Остыло

красное, живое, горячее,

Обтрепалось, распоролось.

Стежком крупным

наспех залатано,

вывешено жизнью на стенку.

Шатенка...

А может, бывшая рыжая.

Не грезит давно о Париже.

Сказать по секрету —

есть места приятней и ближе.

(Эскимо медленно превращается в жижу).

Человек иногда похож на музейную ценность,

редкостный экземпляр,

эксклюзивный тираж.

О таких говорят —

Чудо, сказочный персонаж.

Тонет в сетях

как и многие.

В доме издавна ценят искусства высокие.

Мама всегда желает добра —

котлетки, супчик, рубашечка...

Мадам, а может, вашему сыну просто жениться пора?

В загруженной виртуальности —

жизнь, мечты, работа,

как веселится кто-то,

празднество интеллекта и полный бред.

Чудо читает:

Превед

Чё за прафесия такая искуствавет

(пропущен знак вопросительный)

Вопрошающий не озадачен грамматикой.

Что иным норма,

другим — крайне неуважительно.

Пишут взрослые, пишут дети.

Элементарная вежливость —

вот высшая благодетель.

Интересующегося в игнор или позже ответить?

Мама учила быть выше.

Даже если тебя никто не услышит —

в задний карман источник такого общения!

Поправляет очки.

— Прошу прощения,

Вы здесь давно?...

Что? Уже ушел?

Досадно. Тогда всё равно.

У многих чуд заранее все решено.

В школе, потом в институте —

лучший.

Библиотеки, младший научный,

линзы на минус пять,

диссертация,

тусклые жёлтые ночи под лампой, пустующая кровать.

К цели нужно идти упрямо.

Только в груди по ночам болит.

— А как же твои корабли?

— Не важно, так захотела мама.

Море для сильных.

Так точно.

Вольно.

Ещё пять минут — и откроются все магазины.

(Ещё пять минут — и я бесконечно уволена).

Штанины режут пространство.

Осанка — натянутая струна.

Сторонник здоровой пищи и крепкого сна

в меру серьёзен, в меру улыбчив, клиенту новому рад.

Человек-органайзер,

человек-план,

человек-квадрат.

В портфеле — бумаг измеренная величина.

А если война?

Такие трудятся в штабе.

Такому не дашь сурового флотского "краба".

Скажет:

— Отлично.

Мы вам завтра перезвоним.

Лично.

Кредит одобрен.

Человек-автомат

и дома предельно собран.

Согласно составленному расписанию

дружба,

спорт,

прогулка,

питание,

отпуск,

стрижка,

ремонт,

юбилей дяди Васи,

родители,

автосалон,

страховку продлить,

в салоне лечебные грязи,

(здесь галочка, крестик или вопрос),

количество в жизни черных и белых полос,

движение

или пауза в отношениях,

заправленная постель,

насухо вытертая посуда,

музыка-фон,

садовый газон

и даже временная простуда!

Человек-план,

Человек-квадрат,

Человек-резон.

Навстречу девочка-лучик словно из ниоткуда:

— Дядя, вазьмите щинка!

Дома сказали — нинужен.

Дома — сплашные лужы.

А я ниумею гулять с ним пака.

Шатенка вздохнула,

Нутро покачал головой.

Чудо забрал бы,

но псов и котов не переносит мама.

Зреет детская драма...

Мне?? Своих усатых хватает.

Голубоглазая радость стремительно как мое эскимо тает.

Этот взгляд — огромные влажные блюдца.

Сложно не улыбнуться.

Вдруг в жёсткой практичной системе случается сбой...

Квадратные теплые руки берут пушистого малыша с собой.

Остановка у городской дороги —

вечные ноги:

шпильки, ботинки, сандалии

не на шутку устали.

Мимо спешит неотложка, полиция.

Кто там летел на красный?

Напрасно.

Да и к чему теперь торопиться?

В кармане — хлам,

Настроенье — в комок.

Внутри ёк.

Примерного опоздания на работу срок давно истёк.

Кажется, что-то попало в глаз.

В зеркало глянуть бы —

нет ли бревна?

Может, я кухонная баба-жена?

Может, на стройку характера мне не хватило пары стальных гвоздей?

Может, в старинных портретах музейных не узнавала обычных людей,

плела кружева,

кроила квадратно слова,

тратила попусту силы?

Вдруг толпа оживилась.

Пара минут — и всё опустело.

Пробую сдвинуть хотя бы на шаг

свое непослушное тело

в сторону душного транспорта.

Нет уж. Лучше пешком.

И я удаляюсь, мелькая потрепанным рюкзаком.