Кинешме
Мне с тобой суждено прошагать долгий путь до конца,
Умирая в тоске о Неве, заключённой в гранит.
Мне судьбой суждено погружаться в твои небеса,
Но другие рассветы упрямая память хранит.
Ты стараешься душу мою опьянить тишиной,
Подкупаешь щедротами леса и сочностью трав.
Только сердце моё Золотою пробито Иглой,
И не к Волге я чайкой лечу, от печали устав.
Добрый город, в твоей суете, и в твоей простоте,
Столько светлой любви и молитвенно пролитых слёз,
Что, над невской волной покружив, загрущу о тебе,
И к красотам твоим возвращусь из горячечных грёз.
И отныне два города станут любовью моей.
И по недрам души два потока прольются в один.
И на звон колокольный, седых кинешемских церквей,
Белой питерской ночи опустится звёздный сатин.
Умирая в тоске о Неве, заключённой в гранит.
Мне судьбой суждено погружаться в твои небеса,
Но другие рассветы упрямая память хранит.
Ты стараешься душу мою опьянить тишиной,
Подкупаешь щедротами леса и сочностью трав.
Только сердце моё Золотою пробито Иглой,
И не к Волге я чайкой лечу, от печали устав.
Добрый город, в твоей суете, и в твоей простоте,
Столько светлой любви и молитвенно пролитых слёз,
Что, над невской волной покружив, загрущу о тебе,
И к красотам твоим возвращусь из горячечных грёз.
И отныне два города станут любовью моей.
И по недрам души два потока прольются в один.
И на звон колокольный, седых кинешемских церквей,
Белой питерской ночи опустится звёздный сатин.