Маутхаузен

В зазимки нас раздели догола:

мы голые стояли у бараков.

Военные велели убираться,

на ими же загаженном подворье.

Столетней показалась долгота

такого унижения. По двое

нас гнали к новой бане. Как я рыхл!

В обед я ел немного: два глотка

похлёбки, что воняла тухлой рыбой.

 

Недавно увезли двенадцать душ.

Их, кажется, травили страшным газом.

И было б не зазорно стушеваться,

но я от всех событий отстранился.

Когда я принимал холодный душ,

два узника шептались: "До столицы

немецкого негодника - три ночи!"

Потом мне рассказали: "Нас ведут

на место, где поставлены треноги

 

для новых фотокамер!" Некий фриц

хотел увековечить все моменты.

Мы стыдно прикрывались -монументы

для будущих коллекций негодяев.

Прошли стенную надпись "Не курить!".

Когда мне кто-то в жизни нагадает

хоть что-нибудь хорошее? Хоть - что-то?

Я взял с собой обугленный кирпич,

хотел поколотить всю эту шоблу,

 

но случай для атаки - проморгал:

меня обезоружил мой товарищ.

Чуть позже мы частенько мозговали:

чем кончилась бы эта авантюра?

Вся армия надломленных могла б

пойти на них с кусками арматуры,

и пасть в одну минуту смертью храбрых?

На мне висел ошейником мой глад.

Ночами я - в раздумьях, среди храпа

 

не мог расслышать стрекота сверчка.

Заря не занималась очень долго.

Я знал, что не справляюсь с отчим долгом

(нас всех тогда тревожило: где -семьи?)

В углу горела толстая свеча,

но глаз всё жаждал вываляться в зелень.

Я помню наши лица цвета дёрна

и долгий крик: "Ребята, пробил час:

немецкие солдаты дали дёру!"