Безмолвие, бьющее в набат
Если искать истоки Отечества, то в самом общем плане это никак не может быть город, а деревенька без асфальта, света, с сохой. Неприглядное родоначалие, однако волнующее и каждому по-своему дорогое. Всё потому, что в поросшем быльём далеке как бы спряталась тропинка к предкам, выдюжившим всё и наметившим контуры будущего.
Эту мысль я ощутил как опору для подтекста в восьмистрочном стихотворении Дмитрия Гавриленко, появившемся свыше десяти лет назад в журнале "Арион" (№3, 2002 г., стр. 36). Позиция лирического героя выражена и убедительно, и ярко, однако сам он как бы находится в тени. На первом плане здесь - две пожиляе женщины-соседки, только что проводившие гостей и оставшиеся одни:
Разъехались гости, а вот
И первый снежок на деревьях.
В деревне Прасковья живет,
Да рядышком - бабка Лукерья.
К Прасковье приходит она,
Как только подоит корову,
И проговорят до темна.
От слова - к безмолвному слову.
За лексической скупостью я почувствовал необычно оформленный композиционный простор. Исключительную роль, по-моему, играют две последние строчки. Выполнены по хозяйству все дела, можно сколько хочешь думать либо говорить о тех, кто уехал. Женщины, может быть, и думают о них, но не говорят.
Готов согласиться с Дмитрием Гавриленко, что это молчание очень красноречиво и оно превышает по значимости само себя. Дело не в том, что слово - серебро, а молчание золото. Нет и ещё раз нет. Тут мне почудился тот исконный крестьянский мир, который помогает соседкам хорошо понимать друг друга.
Заботы общие, и они неизбежно наделяют женщин общими чертами, общим ощущением деревенской жизни, её забот и радостей. Они привыкли к тому, что гости приезжают и уезжают, а им необходимо заботиться о себе и хозяйстве. Для них в этом нет ничего неимоверного, они справились, справятся и будут справляться. Это характеры, выросшие на суровой ниве, когда только Бог ведает, будет ли благоприятная погода или нет.
Такой "разговор" мог бы не состояться, если бы гости не "разъехались". Чудес не бывает, у них ведь собственные дела, и каждое представляется важным. В поразительном сцепе двух похожих характеров я рассмотрел ту твёрдость, которая позволяет держаться деревне вопреки всему. Что бы ни произошло здесь, оно отчасти сродни непогоде, граду, обрушившемуся на грядку. А она жива святым трудом, который и есть безмолвие, бьющее в набат. Этот ручеек на селе не должен никогда истончиться, не может истончиться в силу подспудной своей мощи.
Г. И. Иртеньев
Эту мысль я ощутил как опору для подтекста в восьмистрочном стихотворении Дмитрия Гавриленко, появившемся свыше десяти лет назад в журнале "Арион" (№3, 2002 г., стр. 36). Позиция лирического героя выражена и убедительно, и ярко, однако сам он как бы находится в тени. На первом плане здесь - две пожиляе женщины-соседки, только что проводившие гостей и оставшиеся одни:
Разъехались гости, а вот
И первый снежок на деревьях.
В деревне Прасковья живет,
Да рядышком - бабка Лукерья.
К Прасковье приходит она,
Как только подоит корову,
И проговорят до темна.
От слова - к безмолвному слову.
За лексической скупостью я почувствовал необычно оформленный композиционный простор. Исключительную роль, по-моему, играют две последние строчки. Выполнены по хозяйству все дела, можно сколько хочешь думать либо говорить о тех, кто уехал. Женщины, может быть, и думают о них, но не говорят.
Готов согласиться с Дмитрием Гавриленко, что это молчание очень красноречиво и оно превышает по значимости само себя. Дело не в том, что слово - серебро, а молчание золото. Нет и ещё раз нет. Тут мне почудился тот исконный крестьянский мир, который помогает соседкам хорошо понимать друг друга.
Заботы общие, и они неизбежно наделяют женщин общими чертами, общим ощущением деревенской жизни, её забот и радостей. Они привыкли к тому, что гости приезжают и уезжают, а им необходимо заботиться о себе и хозяйстве. Для них в этом нет ничего неимоверного, они справились, справятся и будут справляться. Это характеры, выросшие на суровой ниве, когда только Бог ведает, будет ли благоприятная погода или нет.
Такой "разговор" мог бы не состояться, если бы гости не "разъехались". Чудес не бывает, у них ведь собственные дела, и каждое представляется важным. В поразительном сцепе двух похожих характеров я рассмотрел ту твёрдость, которая позволяет держаться деревне вопреки всему. Что бы ни произошло здесь, оно отчасти сродни непогоде, граду, обрушившемуся на грядку. А она жива святым трудом, который и есть безмолвие, бьющее в набат. Этот ручеек на селе не должен никогда истончиться, не может истончиться в силу подспудной своей мощи.
Г. И. Иртеньев
