Единство без противоположностей
Поэзия любит искренность чувств и точность словоупотребления. Гораздо более важным для неё является внутренний стержень - тот особый нерв, который даёт лирике потенциал роста. Исходя из этой мысли, я ощутил в стихотворении Дмитрия Гавриленко, появившемся впервые в журнале "Арион" (№3, 2002 год, стр. 35-36), особое единство без противоположностей, гармонию не только букв, но и звуков, шевельнувших в душе прочно забытое чувство: оно связано с моим деревенским детством.
Слушает село единым ухом
Тишину. Вся замерла окрестность,
Словно судорогою её свело.
Изредка могучим, резким стуком
Наковальня оглашает местность.
В кузнице упряталось тепло.
В "едином ухе" мне почудилась особая цельность этого мира, заставляющая сельчанина помочь тому, кто живёт рядом с ним. Взаимовыручка стала доступной ступенькой к единству, общим устремлениям на уборке урожая и в момент отдыха. "Тишина" - это как раз то спокойствие деревни, которое обеспечивает ей приток свежих сил.
При этом автор создаёт вовсе не идиллическую картину, поскольку тишина ассоциируется с окрестностью, продолжается, усиливается до того момента, когда кажется, будто "судорогою её свело". Вот нерв стиха, заставивший меня вздрогнуть!
Да, здесь и труд, и отдых не мёд, всё требует величайшего напряжения сил, выхода на новый уровень гармонии, которую нелегко выразить языком (столпотворение гласных), почти невозможно озвучить. Он, этот уровень, и есть сокровенное единство без противоположностей. О нём Дмитрий Гавриленко не говорит ни звука, однако оно всё равно выпирает, как уступ стены, из подтекста.
Мир деревни, ладно скроенный, в основе своей мелодический, поскольку он приучен преодолевать "судороги" и капризы природы. Потаённую песенность села я услышал в удачном способе рифмовки шести строк. Каждая сцеплена рифмой не с соседкой и не с тем стихом, что рядом с соседкой. Такая композиция поражает неожиданностью рифмы, так как сознание интуитивно уже готово к белому стиху.
"Наковальня" - это мощь деревенского мира, она даёт о себе знать изредка, но так, что о ней узнаёт вся "окрестность". Живы мы и готовимся к новой посевной. Молот помогает сделать необходимую запчасть и "могучим, резким стуком" вселяет в сердца уверенность и надежду.
Г. И. Иртеньев
Слушает село единым ухом
Тишину. Вся замерла окрестность,
Словно судорогою её свело.
Изредка могучим, резким стуком
Наковальня оглашает местность.
В кузнице упряталось тепло.
В "едином ухе" мне почудилась особая цельность этого мира, заставляющая сельчанина помочь тому, кто живёт рядом с ним. Взаимовыручка стала доступной ступенькой к единству, общим устремлениям на уборке урожая и в момент отдыха. "Тишина" - это как раз то спокойствие деревни, которое обеспечивает ей приток свежих сил.
При этом автор создаёт вовсе не идиллическую картину, поскольку тишина ассоциируется с окрестностью, продолжается, усиливается до того момента, когда кажется, будто "судорогою её свело". Вот нерв стиха, заставивший меня вздрогнуть!
Да, здесь и труд, и отдых не мёд, всё требует величайшего напряжения сил, выхода на новый уровень гармонии, которую нелегко выразить языком (столпотворение гласных), почти невозможно озвучить. Он, этот уровень, и есть сокровенное единство без противоположностей. О нём Дмитрий Гавриленко не говорит ни звука, однако оно всё равно выпирает, как уступ стены, из подтекста.
Мир деревни, ладно скроенный, в основе своей мелодический, поскольку он приучен преодолевать "судороги" и капризы природы. Потаённую песенность села я услышал в удачном способе рифмовки шести строк. Каждая сцеплена рифмой не с соседкой и не с тем стихом, что рядом с соседкой. Такая композиция поражает неожиданностью рифмы, так как сознание интуитивно уже готово к белому стиху.
"Наковальня" - это мощь деревенского мира, она даёт о себе знать изредка, но так, что о ней узнаёт вся "окрестность". Живы мы и готовимся к новой посевной. Молот помогает сделать необходимую запчасть и "могучим, резким стуком" вселяет в сердца уверенность и надежду.
Г. И. Иртеньев
