Рубашка

Мама пела-напевала, ловко прятала затяжки.

На верблюжьем одеяле шила старшему рубашку.

Сколько нитей – столько ночек.

– Всё наладится когда-то…

Ты расти, расти сыночек.

К листопаду станешь братом.

Ничего, что безотцовским,

Ведь любовь – такая приглубь…

 

И, серебряным напёрстком вскользь подталкивая иглы,

Лучик маминого света оставляла в лённой нитке.

 

Високосным было лето…

 

Грустно скрипнула калитка через десять пришлых вёсен.

Так бывает, что у близких нет ответов на вопросы.

Пассажиром безбилетным в доме всхлипывало эхо…

Утром мама незаметно обронила:

– Всё. Уехал.

И, словечком никудышным вспоминая муху-бляху,

Вдруг добавила чуть слышно:

– Ты донашивай рубаху…

Пусть немножечко на вырост, всё наладится когда-то.

Станем жить, как прежде, с миром…

 

Он вернулся. Виновато мама скрещивала пальцы

(От годов восьмидесятых до странички эмиграций),

Замечала: Что-то колет там, где сердце – может, иглы?

Вспоминала поневоле, что любовь – такая приглубь.

И вздыхала: – Что ж ты, младший…

Почему вам не живётся?

Помнишь первые ромашки?

А луну на дне колодца?

Были песни перед снами да одни и те же сказки.

Только что-то между вами получилось не по-братски…

 

*

 

В пору ранних листопадов жизнь – игра, а время – пуля.

Там на самом деле рядом старший брат и дед с бабулей.

Мама моет раму мылом,

В доме окна нараспашку…

 

Может быть, не надо было

Мне донашивать рубашку?..