Узловое поколение
1.
И уносит дымок папирос
как деталь отшумевшей эпохи…
Поколение шло под откос,
где крапива и чертополохи.
Перепревшее время рвалось,
жизнь за жизнью летя неуклонно
под откос, под откос, под откос,
словно вражеские эшелоны.
Поколенье жило на износ,
свято веря в судьбу и державу,
и безропотно шло под откос,
узловым называясь по праву.
2.
Мы не можем сделать бывшее небывшим,
даже Бог, наверно, этого не сможет.
Мы напишем, обязательно напишем
нашу правду, честно смешанную с ложью.
Пусть плюются знатоки историй,
«патриоты» нас клянут и «либералы»,
мы смолчим, за сроком давности, не споря;
жизнь ломала нас и смерть ломала.
Мы смолчим; цинизма чуждые и лени,
мы совсем тогда не метили в герои…
но сбылось: из каждой сотни поколенья
нашего –
в живых осталось трое.
3.
Мы знали, что себя не сбережём
и терпеливо лезли на рожон,
и в яростном смиренье постигали,
что храбрым не случится постареть,
а мы не станем лучше и мудрей,
тела врагов пиная сапогами.
И снова попадая в жернова,
мы думали, что партия права,
и не вдавались в частные детали,
но верили, что честь всегда в цене,
что милосердье нужно на войне –
и, в пику всем законам, побеждали.
Мы только не могли предугадать,
что будет отдавать за пядью пядь
всё, что добыли мы, предатель время;
железный век протащит нас сквозь строй
к безвременью, что склеено хитро,
и нас не впустит в тесный свой мирок
младое, равнодушное к нам племя.
4.
Когда, готовясь к перелому,
век заскрипит на петлях ржавых,
и поколенью узловому
назначат гибнуть за державу,
и застучат на перегонах
составы, увозя в бессмертье
непоправимо обречённых,
не верьте времени, не верьте.
Когда уйдёт, своё оттопав,
эпоха, счастья не достроив,
и пыль от рухнувших утопий
стеною встанет над страною,
и прорастёт сквозь смерть упорно,
сакральней бытия святого,
тугих очередей соборность,
не верьте в справедливость слова.
Но вопреки избитым темам,
но вопреки сермяжным правдам,
мы снова погибаем с теми,
кто погибал под Сталинградом…
и в Ленинградскую блокаду…
под Курском, Нарвою и Ржевом…
врастаем в землю с ними рядом
под небосводом порыжелым…
А память прошлого всё глуше,
и вызывает только жалость,
быть может, оттого, что лучших
мы как всегда не досчитались.
Они легли на поле боя,
а мы живём, за всё в ответе.
Мы тоже в чём-то – узловое.
Поверьте этому, поверьте…
5.
Пыль осеняет шагающих сверстников,
верящих в лучшую жизнь.
За поколенье счастливейших смертников
пьём, и рука не дрожит.
Богу не веря и в чёрта не веруя,
мы в предсказаньях точны:
их распылят по просторам немерянным
самой прекрасной страны.
Самую страшную, самую длинную,
верно, дорогу нашли;
пылью покрыта листва тополиная,
никнут в пыли ковыли.
Никнем и мы, со своею обидою
вслед уходящим смотреть.
Как мы завидуем… снова завидуем
им, обречённым на смерть.
6.
Мы не будем торговаться с роком,
препираться с посторонним богом,
нам эпоха выходила боком,
выставляя счёт расстрельным сроком.
Нам эпоха рассыпалась прахом:
пеплом деревень, дорожной пылью.
По живому временем пропахан,
каждый скажет: мы его любили.
Мы наградой искренне считали,
с похоронкой в проклятом конверте,
это время голода и стали,
это время смерти и бессмертья.
Больно лишь, что, если оглянуться,
видим мы под синим небом мая
вас, других, со счастьем вашим куцым,
слушающих нас, не понимая.
7.
Романтикой отболели мы
по войнам да лагерям.
Потерянное поколение,
да кто ж тебя потерял?
И что там кому отпустится,
за что нам предъявят счёт?
У нас круглый год распутица,
беспутица круглый год.
Мы ветры зачем-то сеяли
и не боялись бурь,
мечтали, судьбой осмеянные,
переломать судьбу.
Потерянные и лишние,
внушавшие миру страх,
да с вечно съезжавшей крышею
сидящие на бобах.
Но так уж всегда случается,
когда, беззащитно мал,
мир чает и вновь отчаивается,
от страха сходя с ума,
когда пожар над селеньями,
когда над полями дым,
потерянное поколение
оказывается узловым.
