К дому поплёлся вне смены ночной
К дому поплёлся вне смены ночной,
После работы, уставший и злой.
Пахнет дешёвой, но вкусной лапшой.
Телик врубаешь - канал новостной,
Там репортёр с микрофоном под нос,
Что-то бормочет он всем с интересом,
А позади его черных волос,
Косит глазами старушка в довесок.
Грубый ведущий даст слово старью,
(Кто-то из зала бубнит - это зрители)
Просит у женщины той интервью,
Бабка кидает кивок, одобрительный:
"Этот рассказ начался - очень просто,
С мирно сопящих в кроватях детей,
(Мерно храпят по кроватям прохвосты)
Собственно, всё как у дружных семей.
Тихо на цыпочках я добираюсь,
В кухню водички холодной хлебнуть,
Через свой сон, по чуть-чуть пробираюсь,
Мне бы стаканчик - спокойно уснуть.
В зрелище это не верю я сразу,
Не постеснялось явиться же глазу:
Множит на ноль света столб зеленющий,
Темень обычных ночей городских,
Луч внеземной в небосвод с силой бьющий,
Сон нарушает людишек простых.
Стало мне холодно, силы покинули,
Ноги ,от пола, поднялись же быстро,
В комнате светом белёсым залитой,
Яркою вспышкой - меня ослепило!"
Томный ведущий спросить не боялся,
Резко старушку, он перебил:
"Что же случилось? мошенник там шлялся?
Ведайте - там кто-то был?"
"Всюду шныряли высокие люди,
Что-то вживили под мозга кору,
Длинные были их ноги и руки,
Кожу их бледную я не забуду!
После взял кто-то стальную трубу,
И запихал мне он силой одну..."
Кашлем неловким рассказ перебил
Тот оператор, что тоже там был.
Смехом залил пролетарий всю комнату:
"Что эта чёртова бабка творит?
С хохоту вдруг подавился лапшой,
Рифмой нелепой зачем говорит?"
Хватит с меня на сегодня речей,
В кухню пойду, разогрею я щей,
Но не успел подойти и к кастрюле,
Как за окном, что-то ярко мелькнуло.
В зрелище это не верю я сразу,
Не постеснялось явиться же глазу:
Множит на ноль света столб зеленющий,
Темень обычных ночей городских,
Луч внеземной в небосвод с силой бьющий,
Сон нарушает людишек простых...
