Свинцовое серое небо. Тяжёлое, стыдливо прячущееся в пелене. Деревня, а рядом с ней небольшой лес, голый, ибо зима. Деревья тоскливо тянут свои руки-ветви вверх, не желая глядеть на грешную землю, которая сейчас укрыта покрывалом девственно белого снега.

 

Тишина. Абсолютная и давящая. В воздухе бесшумно летают чёрные частицы — пепел. Деревня, ещё недавно весёлая и полная жизни, сейчас мертва. Некогда белые хаты, хозяйственные постройки, разбросанные предметы обихода — ныне всё это траурного цвета. Над селением стоят тяжёлый, выбивающий обоняние запах гари и сладковатый, тошнотворный, выворачивающий наизнанку «аромат» палёной плоти.

 

Вчера враг пришёл в деревню. Наглый. Бахвальный. Чувствующий своё превосходство. Он смеялся. Рушил. Истязал и насиловал. А потом, в апогей этой жёсткой вакханалии, согнал всех жителей — никого не пощадил, ни старого, ни молодого — в местную баню, которая уже была предварительно растоплена до предела, закрыл там и поджёг.

 

Разрывающий сознание крик полусотни людей заполнил ночную тишину. А враг смеялся. Ему казалось мало. Вскоре огонь захватил дворы деревни, весело освещая темноту и с радостным треском поедая уже никому ненужные жилища.

 

Парень спасся, один из всей деревни. Повезло. Возвращаясь из соседнего селения, увидел неладное и успел заскочить в одинокую хибарку на окраине, услышав тонкий писк. Ребёнок. Грудной малыш в люльке. Его не тронули. Как? Чудо, не иначе.

 

Глубокой ночью, когда вакханалия прекратилась, а враг собирался уезжать из разорённой деревни, чтобы дальше сеять смерть и разрушение, парень спрятал ребёнка на груди под тёплым тулупом и решился идти в лес. Там скит — обиталище отца Иоанна. Он поможет.

 

С превеликими осторожностями вышел из хибары и тенью метнулся в сторону близкого леса. Но удача сегодня не сопутствовала ни одному из жителей злосчастной деревни. Послышался выстрел, а за ним смех. Парень упал на землю, прижимая к груди согревшегося и крепко спящего малыша.

 

Выстрел пришёлся в лёгкое, но не убил беднягу. Он очнулся через какое-то время, ощутив леденящий холод, начавший коварно вливаться в сосуды, пытаясь обездвижить циклический ход в них. В деревне было пусто: враг уже успел покинуть её. Пространство ещё было тёмным.

 

Поняв, что может дышать и кое-как двигаться, первым делом парень глянул на ребёнка, тот не спал, но и не плакал. Парень решил всё же добраться до скита. Полулёжа, ибо подняться не смог, одной рукой придерживая малыша, опираясь на другую, он пополз в лес.

 

Белый снег и кровавый след на нём. Ещё чуть-чуть, скит уже близко. Пространство совсем светлое. Утро. Только бы зверь не взял след, учуяв кровь. Только бы ещё более страшный зверь не увидел, не догнал…

 

Ребёнок шевелится. Хнычет.

 

— Тише. Тише, маленький.

 

Ещё одно движение в направлении заветного скита…

 

Рассветная тишина нарушена звуком… Слышится короткая автоматная очередь. Затем раздаётся громкий надрывный детский плач. Слышится ещё одна короткая автоматная очередь. Плач замирает…

 

Мороз. Холод. В муках рождается на горизонте багряный рассвет. Солнце освещает своими первыми лучами два холодных бездыханных тела, белое покрывало и окровавленный, уже переставший таять снег.