Мелкие мысли козла
Стояла степь и город в ней стоял.
там было кладбище и был родильный дом,
и лазарет бессмертием сиял.
Стояли памятники безобразные,
травою сорной окаймлённые,
и пьедесталы, похудевшие
от тяжести придуманных людей, -
они любили всё прошедшее,
как подобает старикам и детям.
Стояли ивы влажные, обветшие,
и улыбались жёлтым светом:
собакам, воробьям и людям;
и норовили прикоснуться
худыми, ломкими руками
к собакам, воробьям и людям,
чтобы навеки убедиться,
что всё, что есть под небесами
взаправду есть и дальше будет.
И люди тоже улыбались.
Шуршали фантики в карманах.
Иные шли бесшумно вовсе,
и потому не улыбались
День был одет в футболку цвета бирюзы,
и щебетал своими птичьими сердцами.
Проспект похож был на змею,
ломал огнями
реку будто шпагой, и был змеёю всякий,
кто ходил его путями.
Я шёл, поцокивал копытом,
сквозь бороду плевал украдкой.
Со мной шёл какой-то дикий
и угощал меня помадкой.
Я фыркал и любил все лужи,
и представлял, как шубу на меня накинут,
когда во время зимней стужи
моя душа меня покинет.
Хотел играть со всем что есть;
бодал прохожих в ноги,
и передразнивал красавиц,
и восхищался змеевидностью пространства,
и отбирал у нищих деньги в пользу богачей,
тем подтверждая свою веру...
Но этот Смелый, а вернее Дикий,
меня за это упрекал.
Я слушал проповедь, рога поникнув,
и был похож на пьедестал.
Он говорил о тьме рассвета,
о дамских платьях шитых кровью,
об идолах не зря распятых,
и о божественном безмолвии,
и невозможности идти через века.
Я слушал, блеял и жалел Его морщины,
поддавшись чувству чуждому подобным мне.
И что с того, что хочется дразнить покой?
В конце концов, как мало значит
то, что значит..
Проспект, усыпанный золою
как людьми,
являет суть каталог смерти;
и тот, кто следует за мной
(передо мной, вместо меня) -
одно и то же существо,
делённое на пару состояний.
Одно из них - всё время пишет драму,
другое - персонажами той драмы рыщет.
Так, стало быть, и я похож на степь,
и с мертвецами всех народов и мастей
пойду через века не лишний
