Ветер поднялся к вечеру. Начал дуть вполсилы, нехотя. Перебирал, словно нежный любовник розоватые пряди берёзы, с ещё уцелевшими кое-где, потускневшими листьями, тихонько нашёптывал что-то ворчливым голосом.

За разговорами и смехом его не замечали. Дома было тепло – в печках, весело потрескивая и рассыпая искры, горели дрова. И он, обидевшись на невнимание, принялся свистеть, проникая сквозь невидимые щели. Разогнавшись в поле, сердито налетал на дом. Швырял в окна подхваченный осенний сор, раскачивал в саду деревья. Загрохотал по железной крыше сорванными ветками, завыл в трубах. Быстро стемнело. Моросивший днём дождь уже хлестал во всю, заливая стекла, барабаня по перевёрнутым на зиму бочкам. Пёс, выпущенный по своей собачьей нужде во двор, вернулся без обычных проволочек, и теперь лежал возле печки, от его мокрой шерсти пахло осенью. Разговоры сами собой прекратились – все прислушивались к уже не на шутку развоевавшемуся, ревевшему ветру.

Остальные внешние звуки пропали, заглушённые, подавленные этой мощью. Ни шума трассы, что проходит за полями и сутками напролёт гудит под тяжёлыми фурами, ни вздорного перебрёхивания деревенских собак, ни привычного далёкого перестука колёс поездов на железной дороге. Мир заканчивался стенами дома, плывшего через непогоду подобно кораблю, густо дымя печными трубами, маня к себе оранжевым светом…

К ветрам здесь привыкли – деревня расположена на пологом холме среди полей, рядом с торфяником, из которого берёт своё начало ручей. Место открытое, до ближайшего леса пешком минут тридцать, и когда поднимался ветер, то держался долго. Но сегодня было иначе. Яростней. Старый дом кряхтел и стонал, сопротивляясь шквальным порывам всем своим почти столетним существом. Внизу, за толстыми бревенчатыми стенами эта борьба была не так заметна, как в комнатах наверху, там всё воспринималось по-другому. Отчётливей. Казалось, ещё немного и крышу сорвёт, несмотря на проверенную временем мудрую конструкцию.

Но снаружи что-то менялось... как-то вдруг исчезли резкие пронзительные ноты, ветер точно густел, тяжелел – это рыхлые влажные хлопья снега опускались на землю. Они, пролетая близко к окнам, проявлялись на короткое время в лучах света. Начался настоящий снегопад. Скоро стало совсем тихо. Глубокая чернота осенней ночи волшебно преображалась, наполняясь призрачным перламутровым сиянием…

К утру снег, выпив влагу из воздуха, прекратился и теперь толстым слоем лежал повсюду. Ветви яблонь опустились под его тяжестью. Исчезли под белым покрывалом краски, оттенки. Не стало даже чёрного, лишь градации серого – гризайль, написанная широкой мягкой кистью, – таким предстало принесённое ветром первое зимнее утро.

 

12.11.2012