вслед бегущим в воде облакам...
размышляю над фразой: “а вы не правы!”
её будто вбивают.
её кукарекают.
а лица такие, как будто бы правду
одни они знают и больше некому.
ладно.
я врал вместе со всеми,
то с водкой дружил, то с камасутрой…
но придёт и ко мне последнее время:
последний день..,
минута..,
секунда!
что напоследок сказать людям?
что сказать?
не могу представить.
не утешает, что все там будем
под табличкой “вечная память!”
да какая там вечная – бренная!
лжива даже минута молчания.
горе общее – откровенно.
горе личное -– тайна.
я жаждал славы,
потом – одиночества,
собственной жизни нули итожил
и вдруг я понял:
лишь Бог без отчества,
поэтому Он никому не должен.
а мы должны.
все!
поголовно!
счета оплачивались те бессмысленно.
не оплатить их ничем. даже кровью.
одно спасенье – быть искренним.
но это неловко,
глупо,
опасно...
так могут лишь дети
и то недолго
(пока верят в чудо, в добрые сказки...)
выходит, что все мы не верим в Бога?
я тоже, как все –
лезу в эксперты.
а как умирать, так дрожат поджилки.
я понимаю, что не бессмертен,
но счастлив, делать свои ошибки.
лишь на ошибки хватает времени,
да ещё мимоходом погладить собаку ...
сесть за стол
с неприязнью к общему мнению,
собственным – замарать бумагу.
а время идёт и уже не навстречу,
орёт телефон мартовской кошкой,
телевизор что-то лепечет
а лучшие книги в прошлом.
вот и тянет к озеру
(в его лирику),
как в спасение от отчаянья.
если боль невозможно выкрикнуть,
лучше хранить молчанье.
потому что всем нам дано нечто – высшее
то, что прячем стыдясь,
как ворованных денег…
а оно-то и есть
то великое-нищее,
с чем мы выйдем
на
тот
берег.
её будто вбивают.
её кукарекают.
а лица такие, как будто бы правду
одни они знают и больше некому.
ладно.
я врал вместе со всеми,
то с водкой дружил, то с камасутрой…
но придёт и ко мне последнее время:
последний день..,
минута..,
секунда!
что напоследок сказать людям?
что сказать?
не могу представить.
не утешает, что все там будем
под табличкой “вечная память!”
да какая там вечная – бренная!
лжива даже минута молчания.
горе общее – откровенно.
горе личное -– тайна.
я жаждал славы,
потом – одиночества,
собственной жизни нули итожил
и вдруг я понял:
лишь Бог без отчества,
поэтому Он никому не должен.
а мы должны.
все!
поголовно!
счета оплачивались те бессмысленно.
не оплатить их ничем. даже кровью.
одно спасенье – быть искренним.
но это неловко,
глупо,
опасно...
так могут лишь дети
и то недолго
(пока верят в чудо, в добрые сказки...)
выходит, что все мы не верим в Бога?
я тоже, как все –
лезу в эксперты.
а как умирать, так дрожат поджилки.
я понимаю, что не бессмертен,
но счастлив, делать свои ошибки.
лишь на ошибки хватает времени,
да ещё мимоходом погладить собаку ...
сесть за стол
с неприязнью к общему мнению,
собственным – замарать бумагу.
а время идёт и уже не навстречу,
орёт телефон мартовской кошкой,
телевизор что-то лепечет
а лучшие книги в прошлом.
вот и тянет к озеру
(в его лирику),
как в спасение от отчаянья.
если боль невозможно выкрикнуть,
лучше хранить молчанье.
потому что всем нам дано нечто – высшее
то, что прячем стыдясь,
как ворованных денег…
а оно-то и есть
то великое-нищее,
с чем мы выйдем
на
тот
берег.