Глава 12.

Посреди снегов Алтая,
Посреди его красот,
Птица мира золотая
Своё пенье в душу льёт.
 
У тайги, близ диких гор,
Где миг быстрый так не скор,
Было малое селенье,
Как мираж или виденье,
 
Оно ветхое стояло
И на солнце всё сияло
Златоглавыми орлами,
Омываяся ветрами.
 
И на этом тихом месте,
Где царил один покой,
Предложение невесте
Сделал, сердцем и рукой
 
Поклянувшись, поклонившись,
В поцелуй с Настасьей слившись,
Ило, трепетно влюблённый,
Красотой души пленённый
 
Девушки с двумя косами,
Что любима небесами,
Чьи глаза, как отблеск света
От святейшего завета.
 
И любовь не знала грани
Между ними с первых встреч,
Ночью тёмной, утром ранним
Им хотелось всё сберечь.
 
Сердце жаждало побега
Ото всех на край земли,
Что во снах они нашли,
Где бескрайний путь без брега.
 
И в своём прекрасном мире
Двое жили так, любя,
Бог, увидев чувство сие,
Подарил с небес дитя.
 
Счастью не было предела
У влюблённых меж собой,
От любви душа запела
Зачарованной мольбой.
 
Но беда пришла негромко
В их желанный тихий мир,
Где звучат отв`уки лир,
Что разбились на осколки.
 
От неведомой болезни
Люди стали умирать,
Пропадать в мгновенной бездне,
Не успевши осознать,
 
Не успевши попрощаться,
И простить другим грехи...
Умирать, не очищаться,
Божьим смыслам вопреки.
 
И Настасья каждый вечер
Каждый день и ночь свои,
За здоровье ставя свечи,
Всё молилась в бытии,
 
Чтоб семья не заболела
И чтоб Ило с нею был,
Но судьба не пожалела,
И его народный пыл
 
Не сдержался пред болезнью,
Ни отвагой он, ни честью,
Победить её не мог,
Был отпущен крайний срок.
 
И умом он понимал,
Что давно уж смертью мечен,
И что миг его так мал,
Хоть казался бесконечен.
 
"Милый Ило, не сдавайся!
Ты борись, прошу, пытайся,
Победить прокляту хворь!"
Умоляла через боль
 
Его горестно Настасья,
И с минуту он, подумав,
С лаской милой говорил:
"Я давно тебя просил
 
Не иметь со мной сейчас,
В этот миг и в этот час
Ни касаний, ни вопросов,
Болен я и от износа
 
Мне не жить, моя родная,
Без меня будь, проклиная,
Разбивая и круша,
Мне цена: да ни гроша!
 
Береги своё дитя,
Бог нам в милость дал, светя,
Я влюблён в тебя посмертно,
Глубоко и так безмерно."
 
Он всё это повторял,
Бредил, кашлял; Умирал,
Уходил степенно в путь,
За свою держась он грудь.
 
И спустя часы в забвеньи,
Он вздохнул в последний раз,
Свет его темнейших глаз
Замер в мирном упоеньи.
 
Лишь узнав Анастасия
Сорвалась одна к реке,
Находя в любом цветке
Прикасания к руке,
 
Что на ней Он оставлял,
Чем печаль ей разбавлял,
И чему её учил,
Чем он душу ей лечил.
 
Она шла вдоль водной глади,
Как в туманном горьком сне,
Словно в святостной усладе,
Ей хотелось быть на дне.
 
На мосту остановившись
И взглянувши молча вниз,
Ощутила тёплый бриз,
Что у шеи лишь обвившись
 
Потянул её с собой,
И она душой слепой
Не противилась теченью,
Поддалась его забвенью,
 
И шагнула в гладь неслышно,
Ощутив в душе покой,
Став единою с рекой,
Став единою с Всевышним.
 
Но в тиши воды глубинной,
Ей глаза открыть пришлось:
Перед ней с улыбкой чинной,
Братское лицо зажглось.
 
Мертвецом предстал бездвижно
Для неё он в этот час,
Свет его добрейших глаз,
Стал стеклянно-неподвижным.
 
И от страха крик беззвучный
Прозвучал; И темнота
Наступила в миг насущный.
"Это просто дурнота"
 
Услыхала вдруг Настасья,
И от боли в голове
Вся скривилась в синеве,
Сомневаясь в божестве.
 
К ней знахарка в синем платье
Подошла, смотря в упор:
"Ты оставь свой глупый вздор
Распрощаться с благодатью.
 
Хочешь смерти - мы не против,
Но ребёнку жизнь оставь,
Как родишь, так можешь вплавь
Гибнуть в каждом обороте.
 
Отдохни. А на рассвете
Должен брат приехать твой.
Он присмотрит за тобой,
Истребит все мысли эти."
 
В окружении икон,
Она все задула свечи,
И Настасья в теплый вечер
Провалилась в чуткий сон.