Тося
‒ Тося!.. – она позвала его с низкого балкона…
Обычно Антонов называют Тошами, или как-нибудь ещё – в таком духе. Но тут это как-то не прижилось. Она была старше его. Они просто жили вместе. Так было легче. Так было удобно. Но это не были люди, сошедшиеся от безысходности, – нет.
Был солнечный майский день. Желтый-желтый нежный свет пробивался к земле, лип к молодым сочно-зелёным лоснящимся кленовым листьям. Падали маленькие букетики зелёных кленовых цветов. Было немножко сухо и немножко пыльно. В углу, образуемом стёклами старого магазина с вечной надписью на мелу: «ремонт» и рожицей, счастливо подтверждавшей это самое слово – с одной стороны, и серым выступом серого дома, который только раз в год украшали вишнёвые цветы, а больше ничего не украшало – с другой стороны, так вот в этом самом углу лежала ополоумевшая, забытая временем, почерневшая от весеннего стыда – обуглившаяся на цветущем майском солнце всё ещё большая куча снега. И тихо таяла, спуская воду в один скромный узенький ручеёк.
Скрипнули петли. Со второго этажа послышался треск рвущейся клееной бумаги, которая повезла пыль по балконному полу. Блеснуло на ярком солнце широкое и высокое стекло балконной двери, и отразило уезжающий вверх по переулку красно-жёлтый старый трамвай. Нервно и нетерпеливо зашумели каштаны. Когда он украдкой сбегал по ступенькам вниз, она крикнула с балкона мягко:
‒ Тося!..
Обычно Антонов называют Тошами, или как-нибудь ещё – в таком духе. Но тут это как-то не прижилось. Она была старше его. Они просто жили вместе. Так было легче. Так было удобно. Но это не были люди, сошедшиеся от безысходности, – нет.
Был солнечный майский день. Желтый-желтый нежный свет пробивался к земле, лип к молодым сочно-зелёным лоснящимся кленовым листьям. Падали маленькие букетики зелёных кленовых цветов. Было немножко сухо и немножко пыльно. В углу, образуемом стёклами старого магазина с вечной надписью на мелу: «ремонт» и рожицей, счастливо подтверждавшей это самое слово – с одной стороны, и серым выступом серого дома, который только раз в год украшали вишнёвые цветы, а больше ничего не украшало – с другой стороны, так вот в этом самом углу лежала ополоумевшая, забытая временем, почерневшая от весеннего стыда – обуглившаяся на цветущем майском солнце всё ещё большая куча снега. И тихо таяла, спуская воду в один скромный узенький ручеёк.
Скрипнули петли. Со второго этажа послышался треск рвущейся клееной бумаги, которая повезла пыль по балконному полу. Блеснуло на ярком солнце широкое и высокое стекло балконной двери, и отразило уезжающий вверх по переулку красно-жёлтый старый трамвай. Нервно и нетерпеливо зашумели каштаны. Когда он украдкой сбегал по ступенькам вниз, она крикнула с балкона мягко:
‒ Тося!..
