Послание Дмитрию Гавриленко, поэту и другу
Помню день. По Остоженке шли мы.
Ни людей, ни машин… Тишина.
Только голуби, как пилигримы,
На асфальте искали зерна.
Эта улица умная очень,
Что ни шаг, то величье само.
И Тургенева дом, чист и прочен,
И колонны, как воздух зимой.
Лучше нет здесь минуты покоя!
Заблудились мы, словно в лесу.
Я не знаю, что светоч такое, -
Как лампаду, в душе пронесу.
Мы вопрос и ответы нанижем
На куканы бесед от и до…
Я считал: он увлёкся Парижем,
Ну а ты говорил – Виардо.
Но теперь мне вся правда открылась,
Понял я, что такое Париж.
Город женщину дарит и милость,
Если к прозе не перебежишь.
Он, конечно, прозаик от Бога,
Не Парижа - Великой Руси.
Потому я не прав был немного
И тебе посылаю – прости.
Не увлёкся Тургенев Парижем
Никогда, навсегда: ни за что!
Та эпоха не дальше, а ближе,
Ну и в центре стоит – Виардо.
Ни людей, ни машин… Тишина.
Только голуби, как пилигримы,
На асфальте искали зерна.
Эта улица умная очень,
Что ни шаг, то величье само.
И Тургенева дом, чист и прочен,
И колонны, как воздух зимой.
Лучше нет здесь минуты покоя!
Заблудились мы, словно в лесу.
Я не знаю, что светоч такое, -
Как лампаду, в душе пронесу.
Мы вопрос и ответы нанижем
На куканы бесед от и до…
Я считал: он увлёкся Парижем,
Ну а ты говорил – Виардо.
Но теперь мне вся правда открылась,
Понял я, что такое Париж.
Город женщину дарит и милость,
Если к прозе не перебежишь.
Он, конечно, прозаик от Бога,
Не Парижа - Великой Руси.
Потому я не прав был немного
И тебе посылаю – прости.
Не увлёкся Тургенев Парижем
Никогда, навсегда: ни за что!
Та эпоха не дальше, а ближе,
Ну и в центре стоит – Виардо.