Готические зарисовки
В качестве иллюстрации: работа художника-иллюстратора Вани Журавлёва (взята в интернете)
***
БИМАГИСТРАЛЬНЫЙ АКРОВЕНОК АКРОСОНЕТОВ
***
Акростих:
МУЗА ЛЕЧИЛА ДУШУ
Море качает сушу.
Узкие щелки глаз.
Загорелая бруха.
Амулет Йова-опал.
Лижет язву в теле
Её руки остер меч.
Чили её угостили,
И голос резко сел.
Лужа адреналина.
Абсента горюч яд.
Дым лечит остуду.
У кострища шабаш:
Шаманят мор люду.
Уготовили шторм.
***
I
Мои виски сочатся сладким миро.
Определен твой горестный урок.
Распухли руки девы не от жира,
Её постиг несокрушимый рок.
Как ей спастись от подлого обмана?
Астрал парит лавандовый туман,
Чертог, где угрожает всем облава,
А нос щекочет полевой дурман.
Её глаза горели сладострастьем,
Томили страстью в пламени свечи.
Сегодня не готов в безумство пасть я,
Уснул тревожно, сидя у печи.
Шагрень судьбы мешает честно жить.
Улыбки тонкой шелковая нить.
II
Улыбки тонкой шелковая нить,
Застенчиво скрывает мышку в норке,
Которая давно уняла прыть,
И меж зубов находит хлеба корки.
Её бы мышеловкой перебить.
Щелкнуть, и раздробить ей позвоночник.
Её бы хитрой кошкой изловить,
Любуясь, как её терзают в клочья.
Как странно, но безумная игра.
Изорвано смирительное платье.
Глубокий шрам, блестящий как игла,
Лучем пролег на голубом запястье.
А боли затуплённая секира.
Звучит внутри тоскующая лира.
III
Звучит внутри тоскующая лира.
Амвон души возносит божью песнь.
Грудь бездыханно навсегда застыла.
Оракул возвестил благую весть.
Разверзлась подо мной живая пропасть.
Её не в силах я перешагнуть.
Легонько подтолкну служанку-совесть,
А после преступлю дурную суть.
Я есмь, и в каждом слове убежденье.
Быть может, это больше чем расчет,
Рискуя заслужить твоё презренье,
Убью себя, чтобы пуститься в путь.
Хвала – я умираю, чтобы жить.
А шепот губ касается ланит.
IV
А шепот губ касается ланит,
Молчание родит внутри стесненье.
Улыбка и волшебный аконит
Лечили душу чарами забвенья.
Естественность – природа бытия,
Туманность у созвездья Андромеды.
Йотация, как фраза: "Вот и я!" –
Ответ на отравляющие среды.
Вулкан растопит ледяную твердь,
А лава оживит былые чувства.
Опалы глаз, волос медвяных медь,
Последний шанс на сладкое безумство.
А боль разлуки лишь любовь излечит.
Ласкают сердце пламенные речи.
V
Ласкают сердце пламенные речи,
Испепеляют праведностью слов.
Журчит вода и плачут воском свечи.
Един союз, свободных от оков.
Ты от беды спасла меня однажды.
Я от беды спасал тебя не раз.
За это я зову тебя "Отважной",
Влекомый красотой и блеском глаз.
Ужели ты меня забыть сумеешь,
Вонзишь мне в сердце варварский клинок?
Ты мне сказала, что в любовь не веришь,
"Еще люблю" – светилось между строк.
Лечу, как шмель мохнатый на восход.
Елей на душу льёт пчелиный воск.
VI
Елей на душу льёт пчелиный воск.
Ёж-рыба пучит блеклые глазищи.
Речистый хлыщ в словах, как бляшка плоск,
Улыбкой обнажает блеск зубищей.
Квадраты окон сгладили углы,
И за гардиной в свете ждёт фигура.
Остыло солнце и зажглись огни.
Светясь главой, фонарь глядит понуро.
Так хочется услышать в тишине,
Его шагов уверенную поступь.
Разглажены все складки на сукне,
Манжетов белоснежные полоски.
Еще дрожат и опадают свечи.
Чиста парча, что давит мне на плечи.
VII
Чиста парча, что давит мне на плечи.
И позолотой блещут плюмажи.
Лукавы и интимны наши речи,
Изысканны движенья и нежны.
Еда нас манит жадностью гурмана.
Ёрш страсти колет иглами корсет.
Улыбчиво и притарно жеманно,
Глазеют гости из под пьяных век.
Отныне лживых я не жду признаний.
Смотри, коль деньги платишь за погляд.
Тебе не светит ласки без стараний.
Игра в любовь не требует преград.
Лихой твой вид бросает женщин в дрожь.
И величав средневековый лоск.
VIII
И величав средневековый лоск.
Глядит поверх, презрительно и скупо.
Одутловат хромой вонючий бомж.
Ладонь тянул, покашливая глухо.
Откуда состраданье у вельмож?
Случится только из-за показухи.
Рука достанет завалящий грош,
Едва взглягув, швырнёт ему под ноги.
Зачем? Из милосердия? Ничуть.
Кривя лицо, и нос зажав, брезгливо.
Отверженный нагнулся, чтоб поднять.
Свалился от удара тут же в жижу.
Его жена таращилась по птичьи...
Любимая, меня ли ты боишься?
IX
Любимая, меня ли ты боишься?
Ужели я жесток в твоих глазах?
Жене охота Богу помолиться,
А не вести беседы о бомжах.
А после запершись в своих покоях,
Довольно долго у окна стоять.
Рыдать беззвучно с мылью об изгоях,
Едва способных в муках выживать.
На небе загораются лучины,
А у бездомных с хворостом костер.
Любуются на синь небес мужчины.
И на ночь им постель – земли ковёр.
Не привыкать бояться тумаков.
А может, злых досужих языков.
X
А может, злых досужих языков
Бесформенные лаковые змеи,
Словами дрессируют дураков,
Ехидничают с каждым звуком злее.
Нагайны притаились и шипят,
Таращатся из под цветастых шалей.
А после, изливают в сердце смрад,
Гадючьи зубы в жертве оставляя.
Откуда желчь вливается в умы,
Разносит горечь и полынный запах.
Юна любовь и в отблесках луны,
Чудовище бежит на мощных лапах.
Явь или сон, реальности темница.
До смерти в заперти тебе томиться.
XI
До смерти в заперти тебе томиться.
дЫханье сбито, сковывает страх.
Моей свободы огненная птица
Летит на солнце с громким криком: "Крак".
Её сияет дивно оперенье,
Чудесен крыльев радужных размах,
И оглушает громовое пенье.
Туманным шлейфом осыпает прах.
Остаться означает раствориться,
Сойти во тьму, как одинокий тать.
Тоскливо с положением смириться,
Убийственную прорежая рать.
Держа в секрете колыбель миров.
Удушьем слёз терзая свой альков.
XII
Удушьем слёз терзая свой альков,
Крестясь и беспрестанно сокрушаясь,
Огонь костра поддерживать готов,
Сомнением и страхами терзаясь.
Так продолжалось вновь, из века в века.
Развалины занесены песками.
И недвижимы крылья бледных век.
Щепа и камень с пыльными крестами.
Астарта недвижимая лежит.
Шёлка истлели вычурных покоев.
Архангел с пикой, подле сторожит
Бездушный труп, питающийся кровью.
А где-то за пределами забвенья,
Шуршат в саду духмяные сирени.
XIII
Шуршат в саду духмяные сирени,
А в сердце трель выводит соловей.
Меня сморило от воскресной лени.
Апрель пьянит палитрой тёплых дней.
На безмятежном облаке надежды,
Я убегаю от мирских страстей.
Теперь я знаю, не бывать как прежде
Мне беззаботным. Не поить гостей
Отменным виски и вином домашним,
Разгульный образ жизни не вести.
Любви не отмечать волшебный праздник.
Юдоль плодить вселенскую тоски.
Да, не пленять мне жен чужих отныне.
Узнает муж сегодня об измене.
XIV
Узнает муж сегодня об измене.
Гремит дурная обо мне молва.
О том, как оскандалился я в Вене.
Там, на дуэли не погиб едва.
Отныне я стараюсь быть поодаль.
В домах, где честь фамилии блюдут,
И знают из каких я буду родом –
Любвеобильный хлыщ, бесчестный плут.
И не сбежать из западни порока,
Шелка сползают с мраморной груди.
Туше. И сердце истекает грогом
Остывшей страсти в белый снег судьбы.
Расстался я бесславно с этим миром.
Мои виски сочатся сладким миро.
***
Акромагистрал
Мои виски сочатся сладким миро,
Улыбки тонкой шелковая нить.
Звучит внутри тоскующая лира,
А шепот губ касается ланит.
Ласкают сердце пламенные речи,
Елей на душу льёт пчелиный воск.
Чиста парча, что давит мне на плечи,
И величав средневековый лоск.
Любимая, меня ли ты боишься?
А, может, злых досужих языков?
До смерти в заперти тебе томиться,
Удушьем слёз терзая свой альков.
Шуршат в саду духмяные сирени.
Узнает муж сегодня об измене.
***
29.02.20
*************************************
