Таежная сказка

Угрюмые реки закованы льдами,

Фантомом на картах застыла тайга.

Синильга по стеклам рисует когтями

Бойе* за стаканом лихого вина.

 

Глаза его чёрные бегают живо,

Впиваясь в крахмальный покров темноты.

Синильга сорокой летит над обрывом,

Хвостом оттеняя морщины луны.

 

Прекрасна чертовка - таежная нимфа.

Ей вьюга крючком вяжет снежную шаль.

Не верит бойе древним россказням-мифам,

И снова вина подливает в хрусталь:

 

"Тебе ли, девица, не знать мои думы?

Стучи же в свой бубен, волчицей завой!

И мне покажи, где хоронятся руды,

Где счастья струится родник золотой".

 

Шаманка раскинула руки, и звезды

Осыпались под ноги битым стеклом.

Ветра распустили ей смольные косы,

И встала Синильга на лёд босиком.

 

Упругое эхо шаманского бубна

Врезается в сердце звенящей тайги.

Сиянием северным сыплятся руды

На блеклое зеркало спящей реки.

 

Бойе ослеплен. На карачках охабкой

Сгребает в подол самородки со льда,

И рвётся под тяжестью ноши рубаха,

Как туча, на снежные два лоскута.

 

Синильга хохочет по-девичьи сладко:

"Спупай же за мной, мой любимый бойе!

В края, что не знают ни люди, ни карты,

Где в золото реки закованные.

 

Ты будешь богаче царя и министров,

Захочешь - и сам станешь здесь королём..."

В глазах паренька разгораются искры,

Вот-вот полыхнут настоящим огнём.

 

"А вскоре метель нас венчает. На веки

Тебе, милый друг, стану нежной женой..."

И золото падает с неба на реки,

Струясь по ладоням холодной водой.

 

Синильга все пела, но серое солнце

Родимым пятном проступило вдали.

Рванулась шаманка, оскалившись грозно,

И тут же растаяла в дебрях тайги.

 

Очнулся бойе. Догорает лучина,

И утренний свет заливает окно.

Собакой цепной нападает кручина-

Уже ли во всем виновато вино?

 

Уже ль не видать ни чинов, ни богатства?

В карманах, что златом вчера набивал

Лишь влага. Не просто с мечтою расстаться,

Когда столько лет беспробудно мечтал.

 

Ружье зарядил, взял еловые лыжи

И двинулся вслед за ночным миражом,

Вдоль русла спускаясь все ниже и ниже,

Нависшие ветви срезая ножом.

 

Блуждал по оврагам молочного фетра,

Зови-не зови - не останется сил.

Как вдруг - меж стволов покасившихся кедров,

Колода** гнилая, как люлька, висит.

 

Склонился, рукою смел снежные клочья.

Заметил под ветками жгут смоляной:

В кулак намотал и рванул что есть мочи,

И вытянул мёртвую с чёрной косой.

 

Он вскрикнул, опешив: на острые кости

Натянута тонкая кожа чехлом.

В чертах узнавалась вчерашняя гостья,

Но эта уродливей вышла лицом.

 

Почувствовал - жжёт под ребром от обиды:

"Как смела, проклятая, разум растлеть?

Не даром, что сны посторонним закрыты.

Ишь, ведьма, сумела меня одолеть!"

 

Безумство в груди, как каленое масло,

Бурлит, разгоняя под кожею желчь.

Сверкнул быстрый нож над шаманкой несчастной-

Слетела коса с узких девичьих плеч.

 

Коса? Честь по чести. Но мало ненастья-

Ухмылку приметил на мёртвых губах:

"Как смеешь кривить своей волчею пастью?" -

Сватил за грудки да и сбросил в овраг.

 

"Будь проклята, ведьма! Без чар твоих темных

Откроются залежи руд и камней.

В Сибири я сам себе царь нареченный,

Я сам здесь шайтан для тунгусских чертей!"

 

Стемнело над чащей. Пустая колода

Ветрами качается, мерно скрипя.

Завыла метель, и прибавить бы ходу,

Да с места не может он сдвинуть себя.

 

В ногах не свинец - то дубовые корни

Вросли в ледяную подошву земли.

Он бьётся, рычит диким зверем в загоне,

Ладони прожгли ледяные угли.

 

Свалился на снег. В небе звезды ватагой

Мерцают сквозь белых ресниц бахрому.

Сорока летит над пустынным оврагом,

Хвостом заслоняя слепую луну.

 

Вдруг бубен над чащей знакомую мантру

О жизни безбедной его заиграл.

И жилка височная вторит набату

И ватную голову рвёт пополам.

 

"Будь проклята, проклята, проклята..." - шепчет,

Но пепельный пар не пронзает слова.

Лишь золото хлопьями сыплет на плечи,

Всё золото рек. Для него. На века.

 

(2019)2020

* Бойе - друг (тунг.)

** Колода - шаманский гроб из двух половинок цельного ствола крупного дерева, сверху накрывался ветками и берестой.