Призвание Часть V Глава 2
Помимо грозных и блажных
На стенах ликов расписных,
Зал приукрасился шарами;
Корзины с белыми цветами
На сцене высились; в рядах,
Почти у каждого в руках,
Букетов разных я не счел.
Бекзат в проходе Тому вел
Под руку, прямо к алтарю,
И в предпочтенье псалтырю,
Там слышно пенье о венчанье
На современное звучанье.
Блистал каменьями наряд,
Мэр в подвенечный сделал вклад,
А Ольга выбрала фасон,
И вне сомненья, в белый тон,
С названьем образным «Русалка».
С годами белая фиалка –
Моя Тамара расцвела;
Федора рядом мирно шла,
Сопроводивши под венец,
Где справедливости борец
Свою избранницу встречал,
В костюме белом поджидал.
Облюбовав Тамару взглядом,
– Я восхищен твоим нарядом! –
Он ей украдкой прошептал,
Пока апостол наставлял,
Известный нам Погожин Павел,
Кой громогласно Бога славил;
Его мы выслушаем речь,
Но кратко – только суть извлечь
Для вас, читатель мой, желаю;
Избыток мыслей сокращаю.
– Прошу, друзья, располагайтесь,
Семейной жизни не чуждайтесь! –
Так Павел шуткой открывал
Некраткий, пышный ритуал.
Зал полнился битком гостями,
Родней заезжей и друзьями,
Приехал чуть не весь Ямал,
Их Христолюбов приглашал,
По майлу письма рассылая;
Оно ведь как: семья большая
У чистых сердцем христиан,
Нет в них «евреев», «египтян» –
Все братья, сестры! Все равны!
Все Божьи дочери, сыны!
Они, рассевшись по рядам,
Внимали мудрости словам,
На то им Павел время дал,
И снова речь свою держал:
– Коль Боже дом не созидает,
То труд напрасен, каждый знает!
И понапрасну бодр страж,
Если семейный ваш вояж
Не охраняется Христом,
Он – есть фундамент, всё во всём!
Ячейка общества – семья,
Где муж глава, не придурь – «Я»,
А мужу – праведный Христос!
Пусть не плетение волос
Аль злато жену украшает,
Но делом благим наряжает
Себя красавица княжна
И духом кротким – им красна!
Она, как дивный изумруд,
Для мужа слава, сей сосуд
Из тонкой плавки хрусталя;
И от того, благоволя,
В священны узы с ней вступая,
Ей руку, сердце обещая,
Муж должен нежность проявлять,
Ей словом сердца слух ласкать…
Итак, желает святый Боже,
Чтоб непорочным было ложе,
Супругам должно вместе быть –
Ни с кем святое не делить!
И кто не бегает блуда –
Стоит у Божьего суда.
Храните верности обет!
Лишь нить, вплетённая в завет,
С Христом прочней и не порвется:
Бог в горе, в радости печется –
Даст мудрость, как не обнищать,
Любовь друг в друге возгревать!
И к завершенью своих слов,
Вкраплю кудрявый апостроф:
Блажен муж с совестью учтивый,
Он не приемлет нечестивый,
Пьянящий выгоды совет –
На грешный путь – в уме запрет;
Такой – день – ночь в «садах» гуляет,
Веленье в духе разбирает,
Что принял отроком в «сносях», –
Он словно дерево в песках,
Посажен при потоках вод,
Где лист не вянет, верный плод
Ко дню, назначенному зреет;
За чтоб ни брался – все успеет!.. –
И их согласья вопросив,
На чада руки возложив,
Апостол стал благословлять –
Двоих молитвой сочетать.
Я ж в наставленье упустил:
Как тот помногу приводил
Благих стихов исповедальных,
Обмен колечек обручальных;
Как с поцелуем к своду взмыл –
Их мишурой салют накрыл;
Что поученью люд внимал,
«Аминем» частым восклицал,
От речи славной оживляясь;
И как платочком прикрываясь,
В слезах от счастья плача, мать
Смущалась юность наставлять,
Сказав им добрых пару слов:
«Любви да счастья! Стынет плов,
Пора к столу гостей сзывать!»
Не стал я в этом им мешать,
На то и свадьба – пир горой,
Где кубки пенят не водой,
А терпким, сладостным вином,
А то и горькую с медком;
Тут каждый должен меру знать,
Чтоб чувство в навык обуздать…
Пир шел живительной рекой:
Осетр печеный под икрой
С листом салатным подавался
И раком красным украшался;
Рулеты – хладные закуски,
Узорно мидии – моллюски
И буженина с чесноком,
Морковь с говяжьим языком,
А также чудные нарезки,
Напоминают арабески
В переплетенье с канапе,
С маслиной, с сыром на шипе;
Шашлык куриный, стейк телячий,
Плов из баранины горячий
Пар на подносе источал,
Манящим запахом сзывал
Гостей к застолью поспешить,
За молодых бокал сушить;
Меж блюд виднелись и котлетки,
С икрой и семгой тарталетки,
Там и салат пестрел «Купецкий»,
Муксун перченый по-ненецки
Собой застолье украшал –
Стол шведский блюдами трещал.
– Желаю, чтобы молодые,
На годы все свои земные,
Семьею крепкою стояли,
Нас – изуверов вдохновляли,
Как надо накрепко любить
И горе, радости делить! –
Глоток «Мартини» отпивая,
Слезу украдкой утирая,
Тост Виктор Павлович сказал,
Супругов в губы целовал;
За сим он Мите подносил –
В карман пиджачный заронил
Замка английского ключи,
Шепнув на ушко: – Получи!
Хоть ты, я знаю, не желал,
Квартиру в центре вам сыскал;
Живите счастливо друзья,
Достигнув вышнего бытья! –
И с благосклонным настроеньем
Пустился к Марье с новым рвеньем, –
Толь с наставленья аль с вина,
Он, как в былые времена,
С супругой бывшей танцевал –
Фокстрот с колонок им звучал.
Тут гости тоже не терялись,
Плясали, весело смеялись,
Гарсон с бокалами ходил
И тамада повеселил,
Не только речью забавлял,
Но также конкурсы вкраплял,
Где дама, очень пожилая,
Душой, однако, молодая,
Шары гребла большим веслом,
Как в сказке – старым помелом…
Бекзат приятно удивил,
Раскрепостившись, он шутил,
Приятно пел и тост держал,
На пару с Ольгой слух ласкал;
В толпе их деточки резвились,
От глаз родительских не скрылись,
Им храм с пелёнок был знаком,
Для них он будто отчий дом.
Сыночек старший – Тимофей,
Худющий, прямо как Кощей,
А дочка Аннушка – крепыш,
Смешная право, что круглыш, –
Шары воздушные гоняли,
Гостям со стульчиков читали
На пару, в диалог, стихи
О том, что в старые мехи
Вина младого не вливают,
И к ветхой – лат не пришивают,
Иначе старое прорвет;
Что обновление грядет –
Бог сердце черствое заменит
И в ризы новые оденет,
Восславив преданный народ…
Стихов был славный оборот.
Позднее, как-то невзначай,
Когда народ, отведав чай,
Торт трехэтажный подъедал,
С шарфом в руке средь зала встал
Незваный старче, – весь рябой,
С прержавой, яркой бородой,
Укутавшись в отцветший плед,
Как бомж – не в ризы разодет,
Дрожащим гласом вопрошал:
– Чей это шарф?! – Народ молчал,
На незнакомца взор вперяя.
– Не твой ли? – шарфик узнавая,
Тамара к Мите обратилась.
Вдруг сердце девичье смутилось
Предчувствием беды большой.
– Да, ты права, – ответив, – мой! –
Он тут же к старцу заспешил,
А тот пред ним изобразил –
Шарфом ручонки повязал,
Как в кандалы себя сковал,
Прикрикнув: – Ныне Дух вещает:
Лев рычит старый, поджидает,
Возмездье жаждет учинить,
Шарфа владельца изловить;
Настало время, Бог допустит –
Враг впредь добычу не упустит. –
Народ известьем огорчив,
И Мите белый шарф вручив,
Старик шепнул: – Пора на крест! –
И пятясь к холлу, он исчез…
Лишь Митя это уловил,
Но от присутствующих скрыл.
От слов провидца всхлипнув, мать,
Сознанье начала терять,
К ней Ветрин старший подоспел,
Не дав упасть, он ей пропел,
В свои объятья заключив:
– Ну, полно, мать! Старик болтлив!
От скверной жизни очумел! –
А сам от вести побледнел,
Хоть внешне сдержанно храбрился,
В зобу дрожащий звук не скрылся…
Джаз заполнял прискорбный тон,
От вести каждый был смущен,
Боясь осилить – весть принять,
И чтоб гнетущую унять,
Тост Митя бойко предложил,
Бокал наполнив, возгласил:
– Пора нам, други, что скрывать,
Знаменье времени признать:
Гостей уж верных полон дом!
Жизнь осмысляя вещим сном,
Я час призваньем приближал,
Теченье Божье совершал,
Сумел и веру сохранить,
Момент пришел гребки сушить…
Бог уготовил мне венец,
Иду принять!.. Не плачь, отец!..
Я преисполнен, сердцем рад,
Пью за семью – не маскарад! –
Бокалы дружно зазвучали,
И чтобы не была печали,
Им Христолюбов пояснил,
Что Бог давно о том открыл,
И нет нужды креста бояться,
В Нем каждый должен сораспяться,
Чтоб в новом сердце Боже жил,
Ни «Я», ни бес – Христос пребыл!
Утешив многими словами,
Герой прощался уж с друзьями,
Квартиры новой взяв ключи.
Пир успокоился к ночи.
