Постскриптум к Настасье. И девочки неясные в гробах...
Планирует безликий невский холод
проспектов необузданную сеть.
Твой взгляд, что прободает мутный город, –
как «Спутник» и «Нева», как цеп и плеть.
Я постигал густой армянский холод
твоей души, но звонкий был дурак.
Теперь воссел на наш фанерный город
колюче-чахлый солнечный пятак.
Загробный сыр, как дар глухого неба,
сжимаю в тряских пористых зубах.
В глазах уродство, деревянно-слепо,
и девочки неясные в гробах.
Я опускаю зыбкие ладони
в изысканные пасти тучных львов
и стану вечным, тёмным и бездонным,
вплетая капилляры в ворох слов.
