Тридцать
Ржавые листья рвались в чашке Петри и
Дело близилось к декабрю,
Стёртые бронхи шуршали в надломленно-низком голосе.
Я –
Отражение
Собственной метрики:
Сбивчиво, мраморно говорю.
Рост метр семьдесят.
Русые волосы.
Небо исходится трещинами-узорами,
Крадучись
Молниями-застёжками,
Ливнями-занавесками.
Нам бы остаться отчаянно беспризорными,
Серость вычерпывать
Поварёшками
Невыносимо мерзкими.
Где ты, письмо, запечатанное насмешливо?
Гроздья белеющей юности – где вы, где вы?
Через надгробие лета растёт красноватый вереск;
Плач без пространства, как время – эпиграф спешливый,
Окна со шторами лучше улыбки девы
Той же святой. символ веры идёт на нерест.
Третий этаж раньше чувствует только сырость,
Дым под колёса бросается – случай иль воля глупости,
Лужа от холода пенится, пузырится.
Что ты такое, мой город, скажи уже хоть на милость?
Я – порождение собственной
Скупости;
Мне
Скоро будет
тридцать.
