Эта страшная правда блокадного города
"Ленинград был окружен кольцом из крестьянских телег. Их не пускали в Ленинград. Крестьяне стояли таборами со скотом, плачущими детьми, начинавшими мерзнуть в холодные ночи. К концу 1941 года все эти крестьянские обозы вымерзли." (Из воспоминаний академика Дмитрия Лихачева)
Эта страшная правда блокадного города,
О которой тебе не расскажет никто,
Когда мозг умирает последним от голода,
Прежде совесть и страх... и судьба в решето.
Открывается остов – тот стержень, скрываемый
В лабиринтах сознания, в чаше души,
Суть твоей правоты, центр великого знания,
Что поверх катаклизмов и бедствий лежит.
Говорят, в человеке намешано поровну:
Зло с добром его делят в любую напасть.
От чего же зависит кем станет он городу,
Когда в бездну страданий придётся упасть?
Эта страшная правда голодного города -
Разделить на две роли всех: жертва, палач,
И потом все окутать немыслимым холодом,
От которого в лед превращается плач.
Как стояли деревни с детьми и подводами
Вокруг города! Он их к себе не пустил.
И по первому снегу уже пешеходами
Уходили они в безымянность могил.
Как детей вывозили подальше от страшного,
И везли, почему-то, навстречу врагу.
Человеческий облик теряли здесь граждане,
Что бросали детей беззащитных в снегу.
А, когда уходили составы из города,
То, спеша, оставляли своих матерей.
Крали карточки хлебные, будто бы золото.
Рвали хлеб у бессильных, съедая скорей.
Из детей своих, тех, кто был явно покрепче,
Отбирали на жизнь, остальным – умереть.
Были те, кто готовил супы с человечиной
В эту жуткую, горькую круговерть.
Да, и Жизни дорога, по сути, безжизненна,
И дорогою Смерти считалась она,
Сколько в Ладогу кануло грузов бесчисленно,
И людей, и детей... Имена...Имена...
Но страшнее всего, то что скрыл продовольствие,
Город где-то в подвалах, в своих закромах,
И что кто-то безбедно сидел на довольствии,
Выгоняя в мороз тех, кто с голоду чах,
Чтобы трупы копились и стыли на улицах,
Не грузили собою науки чертог.
В это время другие чернели, сутулились,
Отдавая всем близким свой личный паек.
И ходили в столовую бывших сотрудников,
Чтоб за ними тарелки с обедов лизать.
Сокращение штатов - голодными буднями,
Жизни многих ученых направило вспять.
Вымирали этнографы, библиотекари,
Математики – все сплошь таланты подряд.
Сколько их молодых затерялось меж вехами?
Кто их помнит сейчас? Где о них говорят?
На посту умирали в года свои ранние...
Ты святым своим, город, надел теплый нимб?
Накормив их досыта последним страданием,
Потерял и могилы, и память о них.
Эта страшная правда блокадного города,
Но я знаю, что точно, во все времена
В городищах сельчане скрывались от ворога.
Защищала их всех городская стена.
Проступают сквозь время подводы груженные,
Скудный скарб на них, семьи с грудными детьми
И с домашней скотиной. И горе бездонное –
Дикий холод, что в душах, застывших гремит.
То, что скрыто, бывает со временем вспорото.
Стыд и совесть играют по жизни в лото,
Пряча страшную правду блокадного города,
О которой тебе не расскажет никто.
