Я почти бежал быстрым шагом. По расписанию поезд отправлялся в 23:45, а часы на здании вокзала показывали уже 23:40. Рубашка вся пропиталась потом, он буквально лился по спине, лбу, щекам, попадал в глаза, отчего их нестерпимо жгло. Стояла обычная для этих мест жара, привыкнуть к которой у меня всё никак не получалось.

Ни перед вокзалом, ни внутри, ни на перроне не было ни души. Тишину разбавляли лишь хор стрекочущих насекомых, да легкий шорох ветра в ветвях деревьев.

Я спустился в безлюдный полумрак подземного перехода и быстро перешёл к нужному пути. Поднялся на перрон. Поезд, перекрывая собой остатки чахлого света, исходящие от здания вокзала, уходил в обе стороны путей темной гусеницей. Фонари перрона находились в своём обычном состоянии - стояли в темноте с мрачным видом.

Тускло светилось несколько окон, скорее всего в купе проводников. Остальные были темны, пассажиры, похоже, уже давно спали крепким сном.

Я подбежал к ближайшему вагону, у которого виднелась в слабом свете старого подвесного фонаря фигура проводника. Поезд внезапно дёрнулся. Я тоже.

Молча взяв из моих рук паспорт, проводница, а это была именно проводница, если судить по рельефности, вырванной из тьмы слабым светом фонаря, открыла его, бегло взглянула и перевела взгляд на меня, подняв фонарь почти к моему лицу. Внимательно посмотрев странным немигающим взглядом, опустила фонарь и отодвинулась в сторону, открыв доступ к вагону.

- Босх меня побери, всё-таки успел - улыбнулся я проводнице, взявшись за поручень.

Стоило мне подняться по ступенькам, как поезд опять дёрнулся и потихоньку покатился.

Считанных минут хватило, чтобы пробраться сквозь ощетинившиеся человеческими конечностями сопящие полки, до своего места. Естественно, на верхней полке. Еще пару телодвижений и вот я уже погружаюсь сначала в туманную дрёму, а потом и в глубокий сон под мелодию колес "Ты-ды-дым тыдым-тым-дым ты-ды-дым..."

Проснулся я от давящей головной боли, жажды и немигающего пристального взгляда круглых глаз. Именно круглых. На которых не было ни век, ни ресниц. Вернее, не проснулся, а лишь слабо постарался приоткрыть слипающиеся сонные глаза, немного смешивая реальность с ночными сновидениями. Пахло туманом и ... ладаном. Я моргнул - глаза исчезли, а меня полностью захватила жажда. Она иссушила язык, рассыпала мелкие колючки изнутри по щекам и старалась залепить горло, лишив голоса и возможности вдохнуть полной грудью.

- Босх меня побери - проскрежетал я сиплым шёпотом или подумал, что прошептал.

Так и не проснувшись окончательно, посмотрел с полки вниз, заметив краем глаза шастающие по всем углам пустынно-спящего плацкартного вагона тени. Внизу, между двух укутанных в одеяла, несмотря на отчаянную жару, фигур, на столике, в полутьме, стояла бутылка. Не раздумывая о правах собственности и уместности действий, я протянул руку и схватил бутылку за горлышко. Прохладное горлышко!

Откинувшись на подушку, дрожащими от нетерпения руками я вставил горлышко бутылки в собственное пересохшее, как Арал, онемевшее и беззвучное от неудержимой жажды, горло. В меня ринулся бурный поток какой-то влаги. Даже не производя глотательных движений, я вливал в себя... "Босх меня побери, это не вода" - мелькнула последняя мысль, и моё сознание, заворачиваясь воронкой в общем ритме потока заливающейся в меня жидкости, унеслось, растворяясь...

Жарко... Душно... Всё трясется, колёса поют свою бесконечную песню "Ты-ды-дым тыдым-тым-дым ты-ды-дым...". Дым... Без запаха... Как туман... Перед глазами хоровод. Не понять, где верх, где низ, кто или что передо мной.

Шум.... Какой шум. Как будто шесть десятков глоток одновременно что-то шепчут и бормочут. Каждый о своём. Жалуются и рассказывают, обещают и приглашают, грозятся и ругаются.

В спину все время что-то толкает. Чувствуется даже сквозь полку. Такое впечатление, что внизу кто-то ритмично прыгает в железной каске с целью пробить полку насквозь.

Тело всё задеревенело, мышцы крутит и выворачивает. Кажется, что ладони поменяли свое расположение на руках и смотрят вверх, а локти выгибаются вперед, натягивая синие вены рояльными струнами.

Одеревенение резко проходит от холодного прикосновения чьего-то гладкого тела к моим ногам. Гладкого... как обглоданная и отполированная кость.

Внезапно сквозь общий шум и гам, болтанку и карусель, во внутреннюю сторону бедра, немного ниже мошонки, впиваются крупные и тупые зубы. Они не могут откусить или вырвать шмат моей плоти, но изо всех сил стараются раздавить.

Я вцепляюсь обеими руками в чью-то голову, покрытую жесткими, как солома, на ощупь длинными волосами, пытаюсь оттолкнуть, оторвать ее от себя. С другой полки, под общее вращение, сквозь заплывшее туманное марево из шума и гама вылетает нога скелета. Просвистев в паре сантиметрах от моего лица, растворяется в мареве. А мои руки отрывают, наконец, от ноги... скользкий, мягкий кусок. Я присматриваюсь и с отвращением отшвыриваю от себя в туман большой, сочащийся теплой кровью, кусок печени.

Сквозь стенку начинают проступать руки, крупные губы, раздвигающиеся извивающимися длинными языками. Я в ужасе практически падаю с полки, нелепо выставив руки локтями вперед и ожидая мучительной боли от переломов. Из тумана приближается темная масса пола и... разбивается о моё тело дымным облаком, а я пролетаю дальше. Всё дальше и дальше. В круговерть звуков и окружающего мира.

- Эй, эй! Что с вами - тихий шёпот изымает меня из объятий Морфея. Я чувствую, что надо мной склонилась девушка, ощущаю прикосновение её полной груди, чувствую запах духов. Довольно странный и знакомый запах. Чувствую её руки на своих плечах.

- Укачало бедного, - раздаётся сбоку чей-то сердобольный голос.

- Может, ему водички, - звучит с другой стороны.

Я делаю над собой усилие, стараясь раскрыть глаза. Веки как будто склеились и приросли друг к другу.

На меня что-то жирно с чавканьем капает и растекается густым и тяжелым слоем по левой щеке. Я наконец раскрываю глаза...

Прямо над собой я вижу фигуру проводницы и её глаза. Зелёные глаза. Круглые, блестящие, влажные глаза. Глаза без век и ресниц. Глаза, немного свешивающиеся из тёмных глазниц черепа на красноватых стебельках. С правого глаза нависает крупная черная капля, готовая вот-вот сорваться и упасть на моё лицо.

Сердце делает удар. Второй. И всё вокруг взрывается воплями.

- Живой!

- Еще живой!

- По-ка-жи-те!

Со всех сторон тянутся морды. Неописуемые и нечеловеческие морды. Я отталкиваю фигуру проводницы, густо пахнущую ладаном, и подскакиваю. Меня подбрасывает пружиной и перекидывает через несколько мохнатых фигур в проход вагона. Чьи-то руки стараются схватить меня со всех сторон. Сверху и снизу, с боков и даже со стороны стены.

Бежать! Спрятаться!

Подбегаю к приоткрытой двери туалета у тамбура. Забегаю внутрь и изо всех сил стараюсь закрыть за собой дверь, на которую наваливаются непонятные твари.

- Ты пришёл? - говорит мне из зеркала моё отражение, стекая чертами лица и плавно превращаясь в хорошо известный карандашный портрет Иеронима. Он протягивает ко мне свои руки и заключает в крепкие объятия. Так, что вздохнуть больше не представляется ни единого шанса....

"Босх меня поб..." - сиплым хрипом срывается в последний раз с моих губ недосказанная фраза.

На тёмной скалистой равнине, расчерченной огненными разломами, на куске небольшой скалы, сидела пара маленьких зверьков. Они с любопытством смотрели, как мимо них по раскаленным рельсам мчалась тёмная, бесконечная масса поезда. Освещая любопытные глаза зверьков своими яркими окнами, за которыми жила Жизнь. В окнах мелькали перекошенные ужасом лица респектабельных и представительных мужчин, раскрашенные милые лица писаных красавиц, искаженные мукой и умудрённые достатком и жизнью лица стариков, с выпученными глазами и пеной на губах.

Поезд мчался, напевая "Ты-ды-дым тыдым-тым-дым ты-ды-дым...". На каждом вагоне поезда, на табличке мелькала крупная надпись "Туристическо-ознакомительный рейс Рай-Ад-Рай".