Вместо предисловия.

 

Думаю, непосвящённым будет интересно узнать, что в Годвилле есть две Арены. На одной из них боги (игроки) помогают своим героям влияниями и гласами, на второй, о которой и пойдёт речь в рассказе, всё решает генератор случайных чисел. Он и станет главным героем)

 

***

 

- Но это же несправедливо! - юный Лян резко развернулся на пятках, взметнув облачко пыли и цветочных лепестков, и стремительной молнией направился к противоположному концу садовой дорожки. Двадцать размашистых шагов, разворот, пылевой вихрь, поднятый полами верхнего платья, ещё двадцать шагов в другую сторону, разворот... Мастер И Пынь вздохнул, отвёл взгляд от ученика, сухой костлявой рукой перевернул страничку Книги перемен, смахнул сливовый лепесток и проговорил тихим голосом:

 

- Это случайность, мальчик. Она не бывает справедлива или нет.

 

- Случайность? - юноша встал как вкопанный. Лица его И Пынь не видел, но горящий возмущением взгляд Ляна жёг макушку учителя даже сквозь смешную шапочку. - Случайность - это проиграть раз, ну два. Но девять проигрышей подряд это уже не случайность. Это... Это... - с губ Ляна явно готовы были сорваться недостойные воспитанного юноши слова, но из уважения к учителю он сдерживался из последних сил и только тяжело сопел, как загнанный конь. Мастер И Пынь молчал, водя жёлтым ногтем по строчкам. Где-то в ветвях дерева щебетали птицы, ветерок щекотал ноздри ароматом цветущей сливы. В этой мирной картине не было места ярости, и Лян почувствовал, как отпускает его напряжение. И Пынь уловил перемену по изменившемуся дыханию Ляна.

 

- Присядь, - сказал он ученику. Лян опустился на траву напротив, подобрав под себя длинные худые ноги. Только теперь И Пынь посмотрел ему в лицо. Свежие ссадины, распухшая губа... Чёрные круги под глазами делали юношу похожим на побитую панду.

 

- Дай монетку, - И Пынь протянул руку. Лян удивлённо вскинул брови, но послушно вложил в ладонь мастера золотой. - А теперь смотри.

 

Монетка взлетела в воздух, завертелась, сверкнула, поймав лучик весеннего солнца, вернулась в ладонь И Пыня и тут же, раньше, чем Лян успел разглядеть, какой стороной упал золотой, была накрыта второй ладонью.

 

- Вот это твой бой. Орёл - ты, решка - твой противник. Какие у вас шансы?

 

- Равные, полагаю, - ответил Лян с толикой до конца не усмирённого возмущения. И Пынь кивнул:

 

- Правильно. Пока монетка летит, шансы равны абсолютно. Изменить их, направить в нужную сторону могла бы божья воля, но на ЗПГ-арене ей нет места. Пожелай боги, монетка и вовсе встала бы на ребро. Во времена моей юности бывало и такое.

 

- Вот это и обидно, - вздохнул Лян. - Обидно, что моему богу, похоже, нет дела до того, выиграю ли я бой. Лучше бы он отправлял меня драться на открытую арену и помогал лечением и молниями. Я молюсь ему достаточно хорошо и часто и хотел бы знать, верит ли он в меня хотя бы вполовину так же сильно, как я верю в него.

 

- Но он верит в тебя гораздо сильнее, Лян, - улыбнулся учитель. Юноша недоумевающе посмотрел на учителя. Тот пояснил: - Сам подумай. Если он отправляет тебя на ЗПГ, то уверен в твоих силах даже больше, чем в своих. И потом, что было бы на большой арене, если бы твоему противнику помогал бог, более опытный или богатый праной, нежели твой? Вот тогда твои слова о несправедливости имели бы смысл. А так...

 

- Но ведь можно сводить на арене равных по силе и опыту богов!

 

И Пынь с трудом сдержал улыбку. Юные герои двенадцатого уровня всегда уверены, что точно знают, как именно сделать Годвилль идеальным.

 

- А теперь сам представь, что было бы, встреть ты на арене самого себя. Равного по силе и умению, не знающего усталости... Сколько длился бы такой бой?

 

- Вечность, - печально ответил Лян. Потом озадаченно нахмурился: - Но... Ведь уровни и снаряжение значения на арене не имеют. Значит, мой противник равен мне, так? Равен абсолютно, как вторая сторона монетки. Тогда почему...

 

- Дай мне ещё монет. Все, что есть в карманах, - потребовал И Пынь. Лян послушно ссыпал в подставленные руки десяток золотых - всё, что выручил с торговли после проигрыша. Подброшенные в небо, монеты заиграли на солнышке ярче драконьей чешуи и исчезли в широких рукавах И Пыня. - Вот для этого и нужна случайность, рандом. У каждой стороны монеты равный шанс выпасть. Но вот каковы шансы, что _именно эта_ монета упадет _именно этой_ стороной _именно в этот_ момент, Лян?

 

Юноша надолго задумался. А может, просто ждал, что учитель отдаст монетки, но тот снова вернулся к Книге, явно давая понять, что сказал всё, что собирался. Лян ещё немного посидел, потом поднялся.

 

- Плевать мне на другие монетки, - упрямо произнёс он. - Меня волнует моя. И я хочу, чтобы она почаще падала правильной стороной.

 

Учитель вздохнул, опечаленный упрямством Ляна.

 

- Все хотят одного и того же. Но у монетки две стороны, а выпасть может только одна. Так устроен мир. И этого не изменишь.

 

- А если бы можно было изменить? - очень тихо спросил юноша.

 

- Нельзя.

 

- Но а если? Хотя бы предположить.

 

- Тогда мир бы рухнул. Иди, Лян. Ты поймёшь со временем. Сначала придёт смирение, а затем и мудрость.

 

...

 

Утром, устав ждать, пока Лян, как и полагается, принесёт учителю его утренний чай, старый герой пошёл будить нерадивого воспитанника и обнаружил его комнату пустой. Только на аккуратно заправленной постели лежала вырванная из дневника страничка с запиской, смысл которой сводился к тому, что недостойный Лян, не найдя в себе ни мудрости, ни смирения, отправляется искать справедливости. И менять мироздание в лучшую сторону, разумеется.

 

Уход Ляна не сильно опечалил И Пыня. Он по собственному опыту знал, что потребность исправлять мир у юных героев проходит очень быстро и нужно всего лишь обождать, пока Лян порасшибёт лоб о толстые стены реальности и познает дзен. Недолго. Месяц? Два?..

 

Прошло куда больше.

 

...

 

Первую ночь осени И Пынь встречал, как обычно, в саду. Вновь пахло сливами, но на этот раз не цветами - густой, сладковатый аромат зрелых фруктов смешивался с запахом свежей чайной заварки и примятой травы. Пальцы И Пыня рассеянно играли с монетками, Книга перемен лежала раскрытой. Растущая луна - прекрасное время погадать о том, что готовит грядущий месяц.

 

И Пынь снова вспомнил Ляна. Забавно, но ученик так ни разу и не спросил его, как сочетается вера мастера в случайность и попытки эту случайность предсказать с помощью Книги перемен. А ведь И Пынь ждал этого вопроса. И рассказал бы о том, что для летящей монеты возможен любой исход - ровно до тех пор, пока она летит, и о том, что где-то рядом в многомерном пространстве в момент падения этого судьбоносного кусочка золота рождаются иные миры-вероятности, где монетка выпала иначе. Тогда Лян бы понял, что в пределах каждого мира любая случайность предопределена и единственно возможна...

 

Монеты взмыли в воздух, и...

 

Зависли, вращаясь в воздухе сперва медленно, а потом всё быстрее и быстрее, пока не превратились в крохотные луны, бледно-золотые шарики. Но вращение ли это было? Как должна выглядеть монета, существующая одновременно во всех состояниях? Сердце И Пыня пропустило удар. Очень медленно, заранее страшась того, что увидит, он поднял взгляд к небу.

 

Там, наверху, одна за другой гасли звёзды.