Ранним утром следующего дня я подкатил к домику деда Боряя. Загнал "минск" в заросли сирени, взял сумку с одеждой , свёрток с провизией и пошёл к колодцу. Отец, голый по пояс, сидел на перевёрнутом ведре и дымил папиросой. Ещё раз подивился странному несоответствию в его облике: ему скоро шестьдесят, но возраст выдавали только морщины на лице и кожа на шее и кистях рук. В тёмных кудрях ни одного седого волоса, насмешливый взгляд с прищуром и тело, словно вырезанное из ствола вяза. Не зря мать говорила, что он двужильный. Недавно я сказал ему:--"Твои ровесники сидят в тёплых местах, в дежурках и котельных, а ты всё уродуешься по колодцам." Он усмехнулся:--"У меня нет ровесников. Их повыбило всех".

"Как повыбило, кто?"

"Война. 1919--1923 годы рождения--призывной возраст. Или служили или призвались в первые дни. До сорок пятого один я дошагал из всей округи."

Я отдал ему свёрток.

"Угощайся, бабушка прислала."

Он надкусил пирожок с капустой и зажмурился от удовольствия.

,Умеет тётка стряпать."

Вот за эту "тётку" бабушка и не любила бывшего зятя.

"Когда успел установить?"--кивнул я на временный ворот над колодцем.

"Вчера с дедовыми сыновьями привезли".

Я достал из сумки трико, майку и ладные кожаные сапожки.

Эти сапоги мне вручил дедушка торжественно, как вручают ордена или почётное оружие. Отец присвистнул.

"Ни хрена себе. Старый куркуль хромачей для внука не пожалел."

Он взял один сапог, долго разглядывал со всех сторон, мял жёсткими пальцами.

"Шевро трофейное. У генералов таких не было. Для Вовки или для Генки шил, а тебе вот достались."

Полюбовавшись ещё немного хромовым чудом, отец вернул мне сапог.

"Убери. Грех такое добро убивать."

Он перевернул ведро. Под ним стояли брезентовые туфли с дермантиновыми носами и задниками. Лёгенькие, мягкие они оказались мне впору.

После коротких наставлений я спустил отца в колодец. По количеству витков получалось, что глубина его около пяти метров. Работа была привычная. Летом часто приходилось наполнять трёх кубовую ёмкость для полива. Главное не задевать стенок и не упустить бадью, иначе и отца угроблю и самому башку рукояткой снесёт. Края отец окантовал дубовыми брёвнышками, и было не страшно, что столкнёшь случайный камень вниз. Сначала я считал высыпанные вёдра, но на пятом десятке сбился и бросил это пустое занятие. Из дома вышел дед Боряй. Он принёс мне соломенный брыль и трёхлитровый термос с травяным настоем.

"Пей вместо воды. И сил придаст и от жары поможет."

Напиток был горьковато-кислым.

"Сахарку бы".

"Сахар убьёт всё, превратит в помои. Что вам на обед сготовить?"

"Окрошку. Больше ничего не надо",--распорядился отец.

И опять бадья: вверх-вниз, вверх-вниз. Отец работал, как заведённый, даже курил не выпуская лопаты. Стала уставать рука и ныть плечо. Попробовал крутить ворот двумя руками, переходил на другую сторону, но не мог приноровиться. Росла гора глины и несколько раз я брал лопату и сталкивал верхушку подальше. Наконец отец крикнул:--"Бросай верёвку. Подъём.

"Обедали в тени старой берёзы. Сноха деда Боряя, сорокалетняя полнеющая женщина, разложила на чистом полотенце чашки, ложки, поставила стаканы и горшочек со сметаной, нарезала крупными кусками хлеб. Принесла в большой эмалированной кастрюле окрошку и жбан кваса. Отец достал из своей сумки бутылку самогонки, зубами выдернул бумажную затычку и налил себе почти полный стакан.

"Где дед-то, не видать?"

"Мальца из Уфы привезли. Слабенький. Три года ему, а он головку не держит."

Отец выпил самогон, зачерпнул пару ложек окрошки, в которую вместо привычной колбасы добавили мелко нарезанное мясо, отдышался.

"За день не вылечишь",--покачал он головой.

"Поживут у нас недели две. Папа научит ,как гладить малыша, как купать. Приготовит растирания и травку заварит. Бог даст, и поправится. По полгода у нас жили и уходили своими ножками".

После обеда отец постелил под берёзой дождевик, бросил в голова старую телогрейку и завалился отдыхать. Я выкатил из кустов мотоцикл.

"К трём подъезжай. И будешь у своих, найди рубашку светлую с длинным рукавом. Обгоришь, как головешка."

На "мальчишьем" малышня по-прежнему бесчинствовала в носке, пацаны играли в карты, но двух подружек не было. "Белые панамки" сидели в кружок с открытыми ртами, а Коляй, отчаянно жестикулируя, травил им сельские байки. Время от времени девушки неприлично ржали. Смуглявая лежала в сторонке и читала книжку. Коляй сделал вид, что не заметил меня. Подумаешь.

 

Мы упорно вгрызались в землю. С трёх сторон колодца росли горы жёлтой глины в белых разводах известняка. Отец объяснил мне назначение вбитых в тело барабана кованных крючьев, и, перекинув через них тросик, я получил свободу маневра. Работали двумя бадьями: пока я высыпал одну, отец наполнял другую. При спуске я уже не хватался за ручку ворота, а чуть притормаживал ладонью барабан , и бадья плавно опускалась на дно. На шестой день отец поднялся на поверхность часа за полтора до обеда. Закурил беломорину, пощурился на солнце. Достал из брезентовой сумки капроновый шнур с узелками и гирькой на конце. Пропуская шнур сквозь пальцы, опустил гирьку в колодец, поворожил губами.

"Двадцать два метра. Глубже уже Америка."

Я перевёл метры в рубли. Получилось четыреста сорок, а дом продали за четыреста. Прискакала бабка и они , размахивая руками, заспорили. Ходили вокруг ямы, заглядывали в неё по очереди, мяли в пальцах глину. Я ушёл под берёзу и растянулся на дождевике. Только сейчас почувствовал, как устал за эти дни. Ноги гудели, плечи и руки налились каменной тяжестью.

Разбудил меня отец. На столе стояли неизменная окрошка и бутылка самогона. Есть не хотелось. Я присел с краю, поставив локти на столешницу.

"Что там?"

"Завтра другой начнём. Ты сдюжишь , или мне искать кого?"

"Воду нашёл или Боряиха указала."

"Она. Кремень старуха. Мы с ней поспорили. Если воды не будет, она мне литр ставит, и третий я сам определяю."

А если будет?"

Отец посмотрел непонимающе. Видно такой вариант не рассматривался.

"Закапывать кто будет?"

"Сыновья ".

Я согласился.

"Тогда сегодня гуляй, а завтра поможешь с утра".

 

Дедушка возился в гараже со своими железками.

"Что рано?"

Я коротко объяснил.

"Не понимаю, зачем отец согласился ещё один сухой колодец копать?"

"Ты тоже согласился".

"Мне деньги нужны."

"Тебе деньги, отцу дело до конца довести, Боряям --память добрую оставить."

Я попробовал опровергнуть его логику.

"Им один колодец дороже дома обошёлся".

"Деньги на тот свет не возьмёшь. Детей они на ноги поставили, помогли и построиться и хозяйством обзавестись. А за колодец им новые жильцы спасибо скажут".

"Дед Боряй даже не вышел, так жену боится".

"А кого ему ещё бояться? На войне он немцев не боялся. Две "Славы" у него, и к третьей представили, да подстрелили и на фронт он больше не попал, а документы затерялись. Разведчик".

"Дед Боряй разведчик? В нём роста метр с кепкой и вес, как у ребёнка."

"А ты думаешь в разведку гренадеров брали? Маленький куда угодно незамеченным пройдёт, а большому спрятаться негде. Средний рост самое то."

Вечером я пошёл в клуб. Лиса болтала на крылечке с парнями.

"Ты где неделю пропадал? Любаша в город уехала готовиться к экзаменам".

Начали сбываться бабушкины предсказания?

В зале на сцене играл магнитофон, две-три пары девчонок скучно переминались с ноги на ногу. Кавалеры резались в домино. У стенки на стульчике сидела смуглявая медичка и рядом, как часовой, высился Коляй. Я вспомнил обидное "сопляк" и решительно направился к нему.

"Разрешите пригласить на танец Вашу даму?"--я вежливо поклонился и щёлкнул каблуками летних сандалий.

Коляй от моей наглости окончательно одеревенел, а дама с улыбкой подала руку. Мы прошли к сцене, я порылся в кассетах и поставил музыку повеселей. Не зря я был единственным братом у многочисленных сестёр. С медичкой мы выдали такое танго, что деревенские невесты стыдливо захихикали, а юноши уронили костяшки домино на пол. Проводив партнёршу на место, я поцеловал ей руку, презрительно глянул на коляевы кулаки, каждый больше моей головы, и гордо удалился. Теперь главное, не попадаться ему на глаза дня три.

 

Второй колодец ничем не отличался от первого. Тот же ворот, та же бадья, та же глина. Отец работал с каким-то весёлым остервенением. Мне казалось, что снизу доносится его довольное рычание. Короткая передышка пошла на пользу, и я уже не молил солнце скорее закатиться. Сделав утром лёгкую гимнастику , размяв мышцы, спокойно терпел весь день. Даже усталость вечером была приятной. Все движения выполнялись "на автомате" и не мешали голове. Вспоминал прочитанное, мечтал, как прокачу Любашу на новой "яве", как обзавидуются знакомые пацаны. Пять дней пролетели пулей.

Вечером отец достал свой шнурок с узелками, поиграл гирькой, сделал замер.

"Двадцать два метра, как в аптеке."

Пришла Боряиха. Не ругалась, не спорила, только вздохнула, мне показалось с облегчением: совесть её была чиста.

"Покажи, Сашка, где колодец будет. Поди место уже выбрал?"

Отец повёл её к проулку в улицу. Я из любопытства пошёл следом.

Отошли от дома метров восемьдесят. Отец ещё побродил по луговине минут пять и решительно воткнул лопату.

"Здесь. Метров пятнадцать до воды, даже меньше. И пить и скотину поить годная."

Боряиха огляделась.

"Место хорошее, не далеко. И Крикуновым с Лущаевыми сюда ближе, чем в улицу."

Отец объявил мне два выходных, сам он решил заняться срубом. У него было метров десять готового, но он хотел пополнить запас, чтобы потом не отвлекаться.

Ночевал я дома, в Семейках. Утром достал из шифоньера белую рубашку, вынул из коробки новые туфли, расстелил на столе тонкое одеяло отпаривать брюки. Сестрёнка вертелась под ногами и больше мешала, чем помогала. Пришла с дачи мать, оставила в прихожке тяжёлые корзины и опустилась в кресло.

"Куда накрахмалился?"

"К невесте в город поедет, слюни делить",--высунулась Ленка. Я замахнулся на неё мокрой тряпкой.

"К тёте Наде заедешь. Я соберу огурцов, помидоры, чеснока положу. Может засолят или так съедят".

Тащиться через весь город с корзинами не хотелось, но лучше не спорить. Когда уж закончится это огуречное нашествие.

"Как там дедушка с бабушкой?"

"Нормально. Доехали бы, всего пять километров. Тем более в отпуске".

"Когда? За весь июль капли дождя не упало. С Ленкой все руки оборвали на поливе."

"Мы с Додиком трубы от ёмкости под каждый куст провели.Надевай шланг и поливай."

"Ковшиком из ведра сподручней. А вы всё у Боряя? Что так долго?"

"Два сухих колодца по двадцать метров вырыли."

"Полушка не угадал воду? Что морозишь?"

Она тоже не могла простить отцу "свои лучшие загубленные годы".

"Он сразу сказал, что воды не будет, а старуха хотела колодец прямо у крылечка."

"Деньги им девать некуда."

Мама решительно встала и отобрала утюг.

"Сейчас штаны спалишь или сто стрелок наделаешь. Иди, мойся. И майку белую возьми. Что за привычка рубашку на голое тело одевать."

Помывшись, я в трусах и майке зашёл на кухню. Мама укладывала в большую корзину овощи. Хорошо хоть одну.

"Причеши свои лохмы и носки новые возьми на полке, а то уйдёшь в драных. Полушка второй."

"Мам, а как отец воду ищет? Я его спрашивал, он только плечами пожимает."

"Мы с тобой ходим рот разинув, а он всё примечает: как трава растёт, где роса ложится, куда туман уползает. Этому не научишься, Бог даёт."

 

К Любаше добрался часа в четыре. Открыла мне старшая сестра, в халатике, с накрученными на бигуди волосами. Цепочку сбросила, но в квартиру не пригласила.

"Люба, Митяй к тебе",- крикнула она и ушла на кухню.

Любаша выглянула из комнаты, тоже в халате и в бигудях:--"Подожди там, я сейчас".

"Сейчас" затянулось на полчаса. Я спустился к окну и стал изучать надписи на стенах. Ремонта здесь не проводили со дня постройки дома и можно было предположить, что долгие годы подъездом пользовались исключительно дураки и дуры. Редкие признания в любви картину не меняли. Вышла Пюбаша в том же наряде, только поверх бигуди повязала газовый платочек. Ко мне не подошла, остановилась на последней ступеньке и облокотилась на перила. В груди у меня что-то противно заныло.

"Как здесь очутился?"

В голосе не было ни обиды ни удивления. Спросила просто так.

"К тётке приезжал, решил зайти."

"Что нового у вас в деревне? Лису видел?"

Она произнесла "у вас", как будто уехала сто лет назад и возвращаться не собирается.

"Я в клубе не бываю, а купаться она ходит на осинки к Мадонне и Таньке Курочкиной."

"К Мадонне... Рома Ракшин, наверное, к бабушке отдыхать явился".

"Наверное."

Помолчали. Впервые за два года нам не о чем было говорить.

"Когда в Водинку приедешь?"

"Заскочу на днях часа на два. Вещи забрать надо".

"Может в кино сходим?"

"Сейчас Юра, Галин муж, с работы придёт. Нас друзья за Волгу пригласили на выходные."

 

На "Мехзаводе" в вагон электрички ввалилась шумная компания молодёжи.

Побросав рюкзаки, они расселись на свободные места, и один парень, взяв гитару, заголосил, подражая Высоцкому:

 

На горе стоит ольха,

А под горою ви-и-и-шня.

Полюбил девчонку я,

Так она замуж, замуж вышла.

Эх, раз...

 

Я вышел в тамбур. Мне было грустно.

 

 

Вода открылась на двенадцатом метре и прибывала так быстро, что я еле успевал отчерпывать её двумя бадьями. Пока очищали родники, опускали сруб и устанавливали постоянный ворот, водяной столб поднялся больше чем на три метра. Отец удовлетворённо сказал:

-"Все пять будет через неделю."

Второпях я несколько раз расплёскивал бадью, и отец был похож на терракотового божка. Собрали в кучу инструмент и пошли мыться на озеро.

Отец плюхнулся с мостков прямо в одежде, только сапоги снял. Долго плавали, отстирывали спецовку, тёрлись намыленной губкой.

Вечером собрались под берёзой отмечать окончание работы. Вынесли из дома ещё один стол, скамейки. Пришли дедовы сыновья, снохи хлопотали с закусками. Боряиха достала из карманов фартука две бутылки водки и отдала их отцу.

"Держи Сашка свой выигрыш."

Он засмеялся.

"Будешь знать ,как со мной спорить."

"Не жалко. Главное, колодец есть."

Она взяла со скамейки большой бумажный свёрток и протянула мне.

"А это тебе сынок от нас с дедом подарок".

Я развернул бумагу и ахнул: в свёртке были тёмно синий костюм, такая же кепка и галстук. Не удержался и надел двубортный пиджак прямо на майку.

Чуть свободный в плечах, но рукава и длина нормальные.

"Спасибо. Как размер угадали?"

"Женщина к нам приезжает, её дед от экземы избавил. Мы сказали, что ты наш внук, а она закройщицей в ателье работает."

Ну и бабка, везде успевает.

Отец повертел меня, осмотрел со всех сторон, прищёлкнул языком.

"Ну , хорош. Костюм бостоновый, сапоги хромовые, гармошки не хватает, а то все девки твои были бы".

Посчитали на бумажке сделанное. На круг, со срубом, обсадкой и установкой ворота, получилось тысяча четыреста семьдесят рублей. Дед Боряй округлил до тысяча пятьсот и отдал деньги отцу. Тот подумал и протянул половину мне. Я растерялся.

"Много. Я работал всего шестнадцать дней".

"За мотоциклом в Москву поедешь? Столица деньги любит. А то гармошку купи."

Все засмеялись.

Расходились поздно, уже по-тёмному. Отец чуть покачивался и мурлыкал под нос какую-то песенку. У калитки я его спросил:

"А из колодца звёзды видно?"

"Звёзды? Какие звёзды?"

Я не стал повторять вопрос. Вряд ли он смотрел из колодца в небо.