ТРИ КОЛОДЦА. МАЛЕНЬКАЯ ПОВЕСТЬ.

 

Дед Боряй пришёл к отцу в тёплый июльский вечер. Молча достал из внутреннего кармана пиджака бутылку самогона и поставил её на клеёнчатую скатерть стола. Отец принёс из сеней свежих огурцов, шмат пожелтевшего сала и хлеб. Выпили.

"У Бамбурихи брал?"

"А у кого ещё?"

"Наглеет сучка. Гольная сивуха."

Похрустели огурцами. Отец порезал на газете сало и хлеб.Плеснули ещё.

"За чем пожаловал,дед?"

"Уезжаю я Сашка. В город, к дочке."

"Слышал, да не верил. Как же твои больные теперь? Ведь со всего Союза едут."

"Помочь я им больше не могу. Сила в траве исчезла. Как семь лет назад карьер открыли,так и стала она чахнуть да сохнуть. Одни бастылы остались."

"Траве-то что? Копают и копают. Её не трогают."

"Земля обиделась. Видать её за живое задели. Вспомни: сколько ягоды, грибов, орехов было. Где это всё?"

"Да-а. Карася в озере и того не стало. Прогресс, мать его."

Разлили остатки. Отец пошарил в тумбочке и достал бутылку водки. Дед одобрительно хмыкнул.

"Старуха пристала,--заторопился он, боясь захмелеть раньше времени.- Колодец надо выкопать для новых жильцов. Сам знаешь, за водой в улицу ходим чуть не версту".

"А вам-то что? Пусть они и думают."

"Не хочется, чтобы зло держали. Пусть добром поминают."

"Ты дом за сколько отдал? за четыреста? Вот и колодец столько встанет. Там вода глубоко, если она вообще есть."

"Бог с ними, с деньгами. Я с людей денег не брал, но ведь давали. И по почте присылали и соседям оставляли. Вот пусть они на благое дело и пойдут."

Боряя я провожал заполночь. Когда вернулся, отец ещё не спал.Курил у окна и стряхивал пепел в цветочный горшок.

"На мотоцикл ещё копишь?"--спросил меня не поворачиваясь.

"Коплю".

"Сколько осталось?"

""Пятьсот".

"Яву" что ли?"

Я промолчал. Вишнёвая красавица снилась мне ночами. В начале лета удалось подработать на кирпичном заводе, а в августе обещали взять дорожники. Жаль, каникулы короткие.

"Пойдёшь со мной на колодец?"

Я уже прикидывал такой вариант. Отец платит подсобнику десять рублей в день. Если колодец глубокий, метров двадцать, то можно срубить рублей пятьдесят. Где ещё за неделю столько заработаешь?

"Пойду, если возьмёшь."

"А чего не взять? За неделю рук не отмотаешь. У меня заночуешь или к своим пойдёшь?"

"Останусь".

"Не зачитывайся".Отец снял с вешалки старое пальто и ушёл в сени. Летом он никогда не ночевал в избе.

 

Утром рано отец толкнул меня в плечо:-"Просыпайся. День на дворе."

"Днём петухи не орут, как оглашенные",--возразил я, но ноги с постели свесил. На пол упала книжка, которую я по привычке открыл перед сном, но так и не прочитал ни строчки.

Траву в саду густо облепили тяжёлые капли росы. Солнечный свет, пробиваясь сквозь листву яблонь, жадно слизывал утреннюю прохладу.Пока я умывался у бочки с водой для полива, отец приготовил классический завтрак: десяток сваренных вкрутую яиц, всё то же старое сало и чай в кружке. Завершали натюрморт пучок зелёного лука и соль в спичечном коробке.

По дороге отец ещё раз предложил мне кирзовые сапоги вместо открытых сандалий.

"Земля набиваться будет, вытряхивать устанешь".

"Ерунда, вытряхну".

"Как знаешь".

Дед Боряй поджидал нас на крылечке. Его крошечный домик располагался на большой поляне между двух улиц. Раньше здесь были огромные огороды, на которых сеяли картошку, подсолнечник, свёклу и даже коноплю, но постепенно они исчезли. Сначала советская власть озаботилась "чрезмерными" доходами крестьян, а затем и сами крестьяне перестали заморачиваться с огородами. Есть пятнадцать соток, куда воткнуть пару яблонь и разбить грядки, да и ладно. Создать путный колхоз в селе не удалось: в округе не было пригодной земли для посевов. Холмы, овраги и перелески тянулись на многие километры. Не заладилось и с овцеводством. Хохлы не казахи и ремеслом чабанов не овладели. Точку

этой возне поставили геологи. Просверлив несколько дырок, они объявили о несметных залежах серы, которую можно добывать открытым способом. Срочно построили комбинат по переработке и бесхозные крестьяне пополнили ряды самого передового класса рабочих. Правда ещё через три года выяснилось, что сведения о залежах серы сильно преувеличены,но это другая история.

Встречать нас выскочила и Боряиха, крошечная сухонькая старушонка в переднике и калошах на босу ногу.

"Бессовестные,--набросилась она на отца и деда. -Без бутылки уже и договориться не можете. Пьяницы горькие."

Мне стало смешно. Все знали, что дед Боряй выпивает только по большим церковным праздникам и "по случаю", когда надо было договориться с мужиками что-то сделать: перекрыть крышу или поправить крыльцо. Сам он занимался исключительно травами и лечением. Бабулька под его руководством собирала и сушила травы, готовила мази и настои. Ни скотины , ни огорода у них не было.

"Не шуми, тётка,--попытался урезонить её отец.--Лучше место поищем, где колодец копать".

"А что его искать,--старушка соскользнула с крыльца и засеменила по тропинке.

"Вот здесь",--указала она ,отойдя от дома метров на восемь.

Отец ошалело смотрел на неё.

"Здесь воды нет".

"Как это нет? Везде есть, а здесь нет?"

"Где везде? До ближайшего колодца почти километр".

"Вот и выкопай рядом."

" Я выкопаю, но воды не будет".

"Копай глубже, она и появится".

"Дед. Хоть ты её вразуми",--взмолился отец.

Но Боряй только боязливо поёжился и пролепетал:--"Сашк. Может, правда, поглубже".

Сердце моё ёкнуло: сейчас отец психанёт, и плакал мой полтинник.

Но отец с минуту постоял в растерянности и махнул рукой:--"Мне ваших денег не жалко."

Он поплевал в ладони, взял укороченную штыковую лопату и вырубил на месте указанном бабкой ровный квадрат. Поделив квадрат на части, аккуратно снял дёрн. Я тут же унёс его в сторонку и ,прихватив вёдра , поспешил к намеченной яме. Отец, вкопавшись с угла, насыпал землю в вёдра, а я относил их и высыпал подальше. Постепенно вошли в рабочий ритм--внешне неторопливый, но "убористый".

На глубине около метра пошла глина. Резалась она ровными пластами и почти не крошилась. Отец вылез из ямы, взял длинную верёвку и, прикинув расстояние, привязал один конец к столбу. Пока не поставим ворот, спускаться и подниматься из колодца он будет при помощи этого нехитрого приспособления. Закурив папиросу, глянул на солнце: день едва начинался.

"До завтра свободен. Метра четыре пройду один".

Это отцовская фишка. Выбрасывать грунт с такой глубины мог только он.