Сложный выбор

Маленький паром, уткнувшись в песок разинутой пастью, с удовольствием проглотил два десятка разноцветных автомобилей и сотни полторы запылённых любителей ходьбы. Жадность, как обычно, одолела рассудок, и в его сыром трюме места на всех не хватило. Тогда железный кит, чавкая водяной помпой, выплюнул три десятка лишних человек наружу, чтобы те стояли вдоль бортов, про запас. Среди исторгнутых его чревом был и я...
Погоду иначе, как великолепной, сложно было назвать! Ветер ласково, по-отечески трепал расплетённые ракитовые косы. Солнце, прикасаясь мягкими лучами к вихрастым гребешкам, рисовало гуашью по реке золотые россыпи. Словно завидуя танцующим в центре волнам, как подросток на дискотеке, мялся у причальной стенки застенчивый тростник...
Облокотившись на фальшборт, я закурил и стал наблюдать, как краснопёрки гоняют брошенную спичку, внимательно изучая ту на предмет съедобности. Рядом со мной суетилась бойкая старушка. По ребристой палубе за ней с грохотом прикатилась тележка, на которой вместо сумки был резинкой притянут фанерный ящик. Бабушка, заметив, как я отгоняю рукой табачный дым и подвигаюсь в сторонку, поставила тут же свой багаж, присела на него с довольным видом и молвила:
- Кури, кури, сынок... У меня муж покойный курил, и сыновья дымят, так что не стесняйся, я привычная!
Я всё равно извинился, поблагодарил за любезность и пообещал помочь ей с тележкой на другом берегу. Являясь, видимо, неисправимой болтушкой и почувствовав внимание к себе, бабулька стала рассказывать о своей жизни, как будто встретила старого знакомого. Тем временем, паром отчалил, повернулся вдоль русла и, окатив протоку чёрным дымом, поплёлся, не спеша, по знакомому маршруту. Ветерок, до этого времени казавшийся невинным шалуном, задирающим женские юбки, теперь разыгрался не на шутку и рвал висящий на кормовом флагштоке триколор. Сидя в затишке, рассказчица щурила левый глаз и, сложив на коленях морщинистые руки, предавалась воспоминаниям. Рассказывала она хорошо! Передо мною, как в кино, проплывали картины её военного детства, голод, колхозные трудодни, рождение детей и смерть геройского мужа...
Вдруг, прерывая бабкины откровения, в ящике тоненько запел телефон. Старушка, повозившись немного, достала видавшую виды раскладушку и стала разговаривать с дочерью: - Плыву, Любонька, плыву... Через полчаса встречай меня на причале-то..! У меня ж огурцов два ведра, молоко и сладости внукам... Уже приехала? Да ты ж моя умница, доча...
Отвернувшись из вежливости, я стал глядеть на реку...
Выйдя из протоки, пароходику нужно было пересечь матушку Волгу, всегда спокойную, ласковую, но в этот раз разъярённую кем-то и бурлящую, как горная лавина. Волны кувыркались навстречу парому, пока тот шёл вдоль берега, и с шумом разбивались о форштевень. Намереваясь, видимо, утащить июньское солнце, на горизонте появилась чёрная тучка. Проказница стала расти на глазах, искрить молниями и подползать, урча, к утлому судёнышку... Ветер крепчал!
Капитан, наблюдая изменение метеоусловий, замедлил ход и, не решаясь идти поперёк реки, лавировал у берега, почти не продвигаясь вперёд...
Небо стало серым, капли дождя вспенили водяные холмы, и на палубу залетали холодные брызги...
Через пять минут стало заметно тише. Ветер больше не метался, как душевно больной, а подул ровно, степенно... Дождь, намеренный было продырявить судно, оставил свою затею и сменился моросью. Переждав ещё немного, капитан решил, что буря миновала, и направил паром к фарватеру реки, подставив ветру правый борт. Двигатели работали на полную мощность, толкая перегруженную плоскодонку к городскому берегу. Двухкилометровая ширина реки не казалась чем-то непреодолимым, все успокоились, и бабкин телефон опять напомнил о себе:
- Да, доча! Всё хорошо... Видишь нас уже? Вот, умница...
 
Неожиданно, как чёрт из табакерки, на старенькую посудину опять налетел ураган! Бронзовая рында на корме, подхваченная бешеным порывом, как-то жалобно звякнула и без помощи людей принялась отчаянно звать на помощь... Ливень обрушился как водопад! Судно накренилось от бокового ветра и, как бумажное, понеслось вдоль реки, не осиляя повернуться носом для сопротивления стихии. Темнота скрыла оба берега, и ветер завыл, как стая волков, нагоняющих свою жертву. Из динамика доносился голос капитана, предлагавшего всем срочно перейти на правый борт, но там невозможно было находиться, не рискуя быть смытым волной. В трюме, машины сдвинулись со своих мест и сгрудились у левого борта, чем ещё усугубили ситуацию. Паром почти лёг на бок, на борту царила паника...
Я прекрасно плаваю и воспринял всё это с относительным спокойствием. Переложил в застёгивающийся карман документы и деньги, расшнуровал кроссовки и выключил смартфон...
В ногах у меня сидела бабка и прощалась с дочерью:
- Уж не свидимся больше... Прости меня за всё, - кричала она, в слезах сжимая трубку...
Тогда я решил спасти бабку! Понимая, что сам в этом случае рискую утонуть, я приметил единственный красный круг, закреплённый недалеко, и попытался к нему пролезть... Представляя, как нас накроет железным, а не медным тазом, придумывая план спасения, я увидел среди людей женщину с двумя девочками лет пяти, жмущимися к её подолу. Понятно, что старушка отошла на второй план, и я решил спасать детей!
В углу под спасательным кругом, присев на корточки, рыдала красивая девушка... Промелькнула мысль о её прелестях, что, несомненно, достанутся благородному спасителю, но, обругав себя идиотом, я полез обратно через толпу ближе к детям...
Примерно четверть часа бушевал шторм, и несколько раз казалось, что заплыва мне не избежать. Я улыбался и подмигивал напуганным деткам, и, как мог, успокаивал их мать.
Так же внезапно, как и появился, ураган ослаб, стал удаляться, затихать ... Проливной дождь сначала превратился в грибной, а потом вообще ослеп, взглянув на сбежавшее от тучи солнце. Паром выпрямился, и все увидели, что нас снесло на десять километров выше по течению, как попавшее в ручей воронье перо. Люди приходили в себя, затихали рыдания, послышался нервный пока ещё смех... Возвращаясь к пристани вдоль городского пляжа, капитан осмелел и шуткой предложил пассажирам кофе и аперитив...
 
По сходням сбегала прекрасная девушка, которую я непременно должен был догнать и рассказать, как метался сейчас между её или детьми спасением. Мысль о коротком сарафане и розовых балетках не давала мне покоя, поэтому рассказать надо было высокохудожественно! Я рванулся было за ней, когда услышал за спиной знакомый старческий голос:
- Сынок, а как же огурчики-то мои? Ты же обещал помочь..!
" Растудыть твою туды..." - подумал я, глядя вслед незнакомке, печально выдохнул, но, повернувшись, сказал с улыбкой:
- Конечно, я помогу, бабуль...